Впрочем…
А зачем вообще нужен этот захват? Только для управления телом противника – заставить его сдвинуться куда надо, подставить затылок. Но разве это обязательно? Тем более сейчас. Господин Лазарь прав, этот зараженный не выглядит опасным. Слишком медлительный, тупой и прямолинейный. К тому же он ухитрился влипнуть в какое-то нехорошее приключение, в результате чего большая часть его морды превратилась в омерзительную маску из запекшейся крови. Левый глаз или поврежден, или целый – точно сказать не могу, но то, что он скрыт под непроглядной коркой – несомненно.
У меня хорошо работают обе руки, но я все же правша, мне удобнее огибать противников слева, это сыграет в плюс.
Я не стала хватать мертвяка за грязную лапу. Он, конечно, протягивал ее в мою сторону, будто любезно пытался помочь, но нет уж, увольте, если без омерзительных прикосновений можно обойтись, непременно обойдусь.
За мгновение до того, как попасть под лапу зараженного, резко отступила в сторону, с разворота шагнув мертвяку за спину. Тот не успел среагировать и остановить разогнавшееся тело тоже не успел, только и сумел, что повести головой, пытаясь нащупать уцелевшим глазом ускользнувшую цель. Но это не помогло, слишком велика инерция, так и помчался дальше.
На заплетающихся ногах помчался, потому что я успела поставить роковую точку в поединке – резко ткнуть кончиком ножа в споровый мешок за миг до того, как цель вышла за пределы радиуса поражения, а саму меня по инерции здорово крутануло. Спасибо, что место ровное и с надежной поверхностью, легко удержала равновесие.
Зараженный передумал разворачиваться в мою сторону. Вместо этого он очень даже бодренько почти добежал до полковника, чуть-чуть не достав до него скрюченными пальцами. На большее его не хватило – упал, споткнувшись о выпирающую шпалу, ладони его начали скрести щебень, а ноги подергиваться. Слишком бойко шевелится, должно быть, я слабовато ударила, не хочет успокаиваться.
Полковник, шагнув вперед, присел возле агонизирующей туши, не глядя на меня, протянул руку:
– Элли, верни нож, если сама не хочешь заниматься разделкой.
Заниматься разделкой я не хотела, позавчерашнего наказания без вины вполне хватило. Зато очень хотела, чтобы полковник перестал дышать одним воздухом со мной. На успех не надеялась, но все же постаралась бросить нож с таким расчетом, чтобы он угодил в неприкрытую бронежилетом шею.
Я, честно говоря, не сильна с холодным оружием, метать его так, чтобы оно вонзалось в мишень, не умею. Ну а вдруг получится?
Не получилось. Полковник, чуть повернувшись и отстранившись, ухватил нож за рукоять, с насмешкой произнес:
– Да ты просто прелесть, маленькая стервочка.
– Вы сказали, что их будет не больше пяти! Семь! Их семь! А может, даже больше! – я сама не поняла, как это выдала, рот непроизвольно раскрылся, будто выплевывая слова.
– Ну девочка, не надо так злиться, это ведь Улей, а в Улье математика не всегда адекватная. Пять, семь или восемь – ну и что с того? Разве это такая уж большая разница? К тому же с патронами я тебя не обманул, оцени мою честность.
– Козел!
– Грубо, Элли, грубо и неженственно. Но тебе идет, когда ты злишься, так что продолжай. Кстати, на удивление неплохо справилась, а ведь в твоем личном деле написано, что с пистолетами ты не в ладах. Получается, соврали ваши бумагомаратели, им ни в чем доверять нельзя.
Внезапно успокоившись, я только и смогла, что чуть не со слезами спросить:
– Зачем вы так со мной? Ну что я вам всем сделала?
Сама себя ненавижу, я не должна выказывать такую слабость. Но почему-то не могу остановиться.