Она открыла глаза.
— Солнце зашло несколько часов назад. Я уже не ждала тебя.
Под курткой виднелась та же фермерская рубаха, ее нижний край опускался между раздвинутыми ногами, прикрывая лоно. На ткани проступало большое свежее пятно. Я спросил:
— Подошел твой срок?
— Я сама установила свой срок. Ах, Виктор, зачем ты так надолго оставил меня одну? — Она подняла руку, в которой сжимала ржавый железный напильник. — Смотри, что я нашла.
Она повернула напильник — на кончике блеснула влага.
— Я бы выскоблила его давным-давно. Но даже теперь трушу и боюсь малейшего укола. Хотя, возможно, мне просто нужно было чувствовать на себе твой взгляд.
Она задрала ноги, словно собираясь снова воткнуть между ними напильник.
Я не шелохнулся. Не мог сдвинуться с места.
Со сдавленным воплем она швырнула напильник через всю комнату и закрыла лицо ладонями.
— Что я наделала? — вскрикнула Лили.
— Только то, что пообещала в письме.
— Письмо. — Ее страдания были недолгими. — Я написала его еще в Таркенвилле сразу после твоего ухода. Потом я пожалела, что отдала его мальчику.
— Но ты сдержала слово.
— Ты сказал, что придешь на закате. — Она почти умоляла.
Сколько часов прождал я снаружи, пока она сидела здесь одна, думая, что я не приду? Ведь я чуть было не ушел.
— Нам нужно в город. — Я подобрал ее одежду. — Кто-нибудь да поможет.
— Нет, только не в Данфилд. Он узнает и будет искать нас.
Можно было не спрашивать, кого она имела в виду.
— Чего бояться? — жестоко сказал я. — Он лишь завершит начатое тобой.