Чудовище Франкенштейна

— Подумай обо мне, — прошептала она. — Подумай о себе. — Тон ее стал настойчивее. — Раз уж ты здесь, нам нужно уйти немедля! Это место должно остаться далеко позади.

Ее глаза лихорадочно засверкали на бледном лице.

— Куда тебя отвести? — Я узнал ее прежнее коварство.

— В Лондон, Виктор. — Ее рука внезапно потянулась к заколке. — Ты обязан доставить меня в Лондон.

Она умолкла с ухмылкой на губах. Я одел ее, оторвав рукава своей рубахи и запихнув их ей в штаны вместо бинтов. После этого она свернулась калачиком в углу и уснула. Я сомневался, можно ли ей сейчас двигаться, и потому записал это, наблюдая за ее состоянием.

Лампа светит слишком тускло, я больше не могу писать. Нужно попробовать разбудить Лили или перенести ее в карету, пока она спит. Лучше бы нам убраться подальше из Данфилда еще до рассвета.

24 февраля

Я мчусь словно одержимый. Остановился в первом же городе после Данфилда. Лили отказалась выходить из кареты и принялась царапать мне лицо, когда я заглянул внутрь. В следующем городке я упросил повитуху помочь ей. Но едва бабка открыла дверцу кареты, Лили пнула ее прямо в грудь, и та повалилась на землю.

Копыта лошадей стучат в такт моим мыслям. Увязая в канаве, я замыкаюсь в себе. Даже дневник не помогает вырваться на волю.

Зачем я вернулся к ней? Почему не выхватил напильник, когда она хотела проткнуть себя? И если меня не волнует судьба червя, судьба самой Лили, зачем же я взял ее с собой?

Так я и мчусь дальше.

Я не хотел останавливаться, хотя она колотила в окно, кричала, что ей дурно, и обзывала меня последними словами. Когда я наконец притормозил, Лили вылезла из кареты, и я тут же упрекнул ее в бессмысленной жестокости.

Лили оттолкнула меня и согнулась вдвое: она не лгала, ее и впрямь тошнило. Но я не испытывал жалости.

— Всю жизнь ты купалась в роскоши, — сказал я. — Как же ты докатилась до хладнокровного убийства?

Она выпрямилась и уперла руки в бока:

— Виктор, а что чувствуешь ты, когда убиваешь? Или ты такой же бесчувственный, как я? Это бодрит только в первый раз.

Я похолодел от ее прозрачного намека.

— В первый раз?

— Когда убиваешь впервые. — Она улыбнулась. — У меня это был помощник конюха. Ты, конечно, помнишь преступление, в котором обвинили тебя. В ту ночь я рассказала тебе о черве, хоть ты ничего и не понял. Я говорила, что кто-то шпионит за нами.

— Тот мальчик… Ты так зверски его избила, что его узнали только по родимому пятну. За что?