— На минуту нельзя одних оставить! — Она выбежала из лачуги.
Послышались крики, вопли и шлепки, внезапно наступила тишина, а потом разразились рыдания. Не знаю, кто плакал — Кэсси или ребенок: когда она вернулась, лица были мокрые у обоих. На одном боку она несла того, что мы уже видели — теперь он извивался и ревел, а на другом — орущего младенца с огромными волдырями на шее и щеках. Кроме того, на лбу младенца мгновенно вскочила шишка.
Не обращая внимания на детей, девица решительно прошагала на середину комнатки и запела.
Будь ее голос таким же приятным, как характер, девушку можно было бы сравнить с розой, расцветшей на навозной куче. Но, увы, она выла, как пьяная буфетчица из ночной гостиницы. Старший ребенок корчился и брыкался, умоляя отпустить. Кэсси не обращала внимания, и тогда он со всей силы ударил ее по лицу.
Губы девушки задрожали, она разрыдалась и выбежала.
— Гадкое хнычущее отродье, — Лили скривила свое красивое личико в омерзении. — Нужно было утопить их сразу после рождения, как слепых котят.
Она прислонилась к стене и закрыла глаза.
Поздней ночью спотыкающиеся шаги и негромкие проклятья возвестили о том, что Гарри вернулся. Я собрался уходить. За руганью последовали удары и плач — в последнее время я слышал эти звуки слишком часто. Глядя на Лили, я приложил палец к губам и тихо вышел наружу.
Гарри разозлился оттого, что остался без ужина.
— Он бы высох и зачерствел, — оправдывалась Кэсси, икая и всхлипывая. — Я сейчас состряпаю. Подожди минуточку.
— Он и без того как подошва, — проворчал Гарри. — Куда ты его дела? Я съем черствым.
— Я… отдала приблудному псу. Знала, что ты не захочешь, а пес был такой голодный…
— Ты отдала мой ужин собаке?! Черт бы тебя побрал! Стоит мне отвлечься — и ты обдираешь меня как липку!
Я поскребся под самым окном.
— Опять эта шавка! Бьюсь об заклад, она снова пришла за твоей жратвой. Сейчас я попотчую ее от души!
Ставни широко распахнулись. Из окна высунулся большой кулак, сжимающий сапог, затем мускулистая рука и, наконец, озирающееся бородатое лицо. Гарри Берк был высоким и толстым, с важной, злобной миной и перекошенным ртом. Не успел он меня заметить, как я сцапал его за глотку и с такой силой выдернул из окна, что он сломал ставню. Сверху на нас сыпалась солома, я долго бил его о стену, и он громко вопил. Я не боялся переполошить соседей, ведь они привыкли к насилию в этом доме. Схватив сапог, я ударил Гарри каблуком, точно молотом, по лицу и разбил ему нос. Захлебываясь кровью, Гарри взмолился о пощаде.
Справа от меня пискнула мышь. Я попятился, не отпуская Гарри, и увидел в оконном проеме Кэсси, зажимавшую рот рукой. На лбу у нее выскочила свежая шишка — точь-в-точь как у младенца.
Приняв позу целящегося лучника, я замахнулся кулаком, и у Гарри округлились глаза. Я сломал ему челюсть одним ударом. Изо рта посыпались выбитые зубы, глаза закатились, и он лишился чувств. Я отшвырнул тело в сторону и улыбнулся, заметив кровь на костяшках, которые Гарри царапнул зубами. Вдруг я подумал: быть может, я избил его только ради этого ощущения, а вовсе не из-за Кэсси?
Но я понимал, что Гарри обвинит во всем ее — хотя бы потому, что она была свидетельницей.
У меня из-за спины выскочила Лили.
ebooksa