Услышав эти слова, я в один миг понял, что ничего хорошего они мне не сулят. Так и оказалось: вокруг шеи полыхнула волна холодного огня… даже описать сложно ощущения, которые я испытал. Дыхание перебило, челюсти свело так, что захрустела эмаль, в глазах вспыхнули сотни искр.
Застонав, я рухнул на землю как подкошенный под веселый ржач внешников.
– Почему еще мясо не в клетке?
Третий голос, похожий своей «глуховатостью», которую придавали герметичные дыхательные маски, на голоса Левого и Правого, мигом остановил веселье бойцов.
– Тааащ лейтенант, вот мы тут… это… регулируем мощность ошейника, – торопливо произнес Левый. – Уже почти все.
– Заканчивайте. Живо.
Как только офицер ушел, меня в две пары рук рывком подняли с земли и, словно мешок картошки, потащили к большому трехосному грузовику с бронированной капсулой.
Каждые несколько секунд шею сводила судорога, не позволявшая сосредоточиться на моем Даре.
Внутри грузовик был разделен на несколько отсеков без окон, обитых металлом со всех сторон, словно разделочный цех на мясокомбинате. Сердце на мгновение тронула холодная костлявая рука страха, когда я представил, что меня вот-вот начнут пластать на куски и органы. К счастью (никогда бы не подумал, но это так), здесь всего лишь был аналог автозака. В дверцах даже имелись наблюдательные окошки для надзирателей. Каморка была размером два на два метра.
Ни скамеек, ни седушки-лопуха не было и в помине. Пришлось сесть на ледяной пол, обхватить колени руками и задуматься, содрогаясь через разные интервалы от электроразряда, посылаемого толстым ошейником, надетым мне на шею.
Прямо бешеный пес со строгим ошейником в вольере, да и только. Ни оружия, ни ремня, все карманы вывернуты, а вот шнурки из одежды вытаскивать не стали, наверное, поленились. Или им плевать, если я решу покончить с собой?
Через несколько минут ко мне впихнули еще двоих – пожилого мужчину лет пятидесяти и молодого парня годов двадцати двух или трех.
– Общий салам, – оскалился тот, что помоложе. – За старшего?
– Я тут первый, – скривился я. – А хотелось бы вообще не попадать.
– А ты по жизни кто?
– Да хватит уже язык ломать, говори по-человечьи, – произнес пожилой, потом посмотрел на меня. – Я Дед Мазай, или Мазай, если проще, но не Дед – таких много, а я один.
– Сервий, – пожал я ему руку, потом протянул ладонь молодому.
– Шприц, – ответил тот, а вот на мою руку никак не отреагировал.
– Не обращай внимания, – посоветовал мне Мазай, – у него свои понятия о жизни, блатные. Для него Улей – это большая зона с вертухаями, мужиками, ворами и так далее.
– Мазай, ты бы тут не мел языком попусту. Скажешь, внешники – не мусора? Вон как замели нас на кластере…