Агитбригада

Мы поднялись наверх и очутились перед двустворчатой, крашенной белой краской, дверью, на которой висела картонажная табличка с лаконичной надписью «зал».

— Стой здесь, — велел мне Кузька, вздохнул и открыл дверь.

По ушам ударил шум от многих голосов. Судя по звонкости, там спорили дети. Дверь захлопнулась и о чем они спорили, я так и не понял.

Я недолго проторчал под дверью, когда она распахнулась и другой пацан, уже не Кузька, строго велел мне:

— Заходи!

Я вошел.

— Иди сразу вон туда, где стол, и стой смирно!

Я окинул взглядом помещение, которое действительно оказалось большим залом (скорее всего, раньше в этом помещении когда-то был бальный зал) и подошел к единственному столу.

В зале, на длинных крашеных диванчиках (или это были такие лавки, но со спинкой), сидели пацаны (девочек было всего трое). В центре, под красным флагом и большим портретом Сталина, стоял накрытый красной скатертью, письменный стол, за которым сидели два пацана постарше и двое взрослых, судя по всему — воспитатели. Все они строго уставились на меня.

— Капустин! — сказал тот пацан, что постарше, на голове его вилась чёлка с пробором, а над губой темнели усики. — Ты опять? Да сколько можно!

Я не знал, что я опять, поэтому промолчал, по совету Кузьки внимательно глядя парню в глаза.

— Что ты натворил? — спросил второй парень, пониже и поплотнее, волосы у него были рыжими, а лицо покрывали веснушки и прыщи.

Так как я не особо понял, что натворил, мне оставалось лишь промолчать. Что я благополучно и сделал.

— Кузька! — не дождавшись от меня ответа, позвал моего сопровождающего парень с усиками.

— Да я не знаю! — подпрыгнул Кузька, — я дежурил, а потом дядька Савелий меня кликнул и велел вот его на СТК отвести. Ну я и отвёл.

— Ну сколько раз тебе можно говорить, Кузька, не дядя Савелий, а Савелий Михайлович. Или товарищ Гук, — попенял парень с усиками. — Что за мещанское у вас воспитание — какие-то дяди, тёти? Пора уже привыкать, что у нас есть только товарищи!

— Извини, Виктор, вырвалось, — покаялся Кузька, у которого от смущения аж уши покраснели.

— И что товарищ Гук сказал?

— Да ничего, — пожал плечами Кузька, — мироедом его назвал. Ругался сильно. И всё вроде.

— Так, Никитин, — повернул голову Виктор к мелкому шкету, который сидел на ступеньке, — быстро ноги в руки и спроси у Михалыча, что Капустин в этот раз натворил!