— Ты замерзнешь, — попыталась я возразить.
— Знаешь, не только у вас в академии были свои особенности, — вздохнул Эрриан. — Все четырнадцать лет, что из меня готовили телохранителя, каждое утро в северной крепости начиналось с того, что нас будили, и мы босиком, в исподнем выбегали на снег. А затем ныряли в прорубь, выскакивали и бежали до тех пор, пока рубашка на теле не высохнет. — Он повел плечами, разминая их.
— Ты не бежишь, — заметила я.
— Ну так я и не нырял сегодня в ледяную воду. — Он жестом показал на сухую рубашку. — Но я буду очень признателен, если ты перестанешь любоваться на звезды.
Надо ли говорить, что до моего дома мы добрались в рекордные сроки? Меня подгоняла… нет, не совесть, ее у целителей не больше, чем у темных, а практичность: если Эрриан все же сляжет с горловой жабой, то лечить-то его мне.
Переступив порог и затворив дверь, я поняла, что, несмотря на теплую куртку темного, холод не отпускает. Особенно досталось пальцам, которые не желали слушаться до конца. Красные, холодные, негнущиеся. Они стали такими после того, как дар угас. Не знаю почему, но… вот так реагировали на холод. Надо было рукавицы брать! Руки целителя — его главный инструмент. Не заклинание и скальпель, а именно руки.
Я растирала их друг о друга. Нещадно, но они лишь побелели.
— Дай согрею, — видя мои попытки, произнес Эрриан.
Не дожидаясь ответа, шагнул и взял мои ладони в свои. Простое прикосновение. Почти целомудренное. Сначала. Но едва кожа коснулась кожи, как меня словно током ударило. На задворках сознания забилась пойманной в силки птицей мысль, что, если я прямо сейчас, сей же миг выдерну руку, развернусь, убегу, возможно, у меня еще будет шанс. Но я не выдернула. И не убежала. Мы так и продолжали стоять, глядя глаза в глаза.
Мои пальцы. Его кожа. Она была чуть загрубевшая, с мозолями и ссадинами. Руки Эрриана, сильные, надежные, они не держали — поддерживали, дарили тепло. А еще в них хотелось остаться. Ощущать то, как они тебя обнимают, ласкают.
— Позволь… — Голос. Хриплый. Надтреснутый.
Вместо ответа я лишь чуть качнулась вперед. Этого оказалось достаточно.
Его ладони скользнули по моим запястьям, предплечьям, плечам, чтобы притянуть, взять в плен. Он наклонился, и его губы коснулись моих. Эрриан целовал меня. Нежно. Чутко. Ртом. Языком. Дыханием.
Это было какое-то темное колдовство, которому не было ни сил, ни желания сопротивляться. Осторожность сменилась уверенностью. А внутри меня разгоралось пламя удовольствия. Холод исчез. Совсем. Словно его и не было вовсе. Будто и не стояла я под морозным небом, не зябла под плащом и курткой.
Эрриан обещал согреть и согревал. И я тянулась к его огню. Я его хотела. Мне надоело сопротивляться. Эту битву с собой я проиграла. Возможно, потом я буду жалеть. Но не сегодня. Не сейчас.
Меня подхватили на руки, не отрывая губ, а потом я не заметила, как оказалась в собственной спальне. Слишком маленькой для нас двоих. Холодной из-за все еще не вставленного взамен разбитого стекла. В дыре торчал скомканный плед. Но нам обоим было наплевать.
Поцелуи. Сейчас в них уже не было нежности. Дикость. Страсть. Мы были голодными, жадными друг до друга. До прикосновений.
Эрриан оторвался на миг. Лишь затем, чтобы поцеловать вновь. И еще раз. И еще. Уже шею, спуститься к ключицам. А я, откинув голову, жадно вбирала его прикосновения, дышала ими.
Я ощущала бешеный стук сердца, зашкаливающий пульс, что набатом грохотал в ушах. Казалось, моя кровь вот-вот закипит. Эрриан обжигал. Воспламенял. Сводил с ума.
Мои плащ и платье, его рубашка и штаны, шурша, упали на пол. Скрипнула кровать, принимая вес наших тел. А моя рука легла Эрриану на спину. Прошлась по ложбинке позвоночника. Разгоряченный. Мощный. Твердый, как сталь, в своих намерениях. И я, податливая, словно ртуть, в его руках.