Еще не отойдя от пережитого напряжения и, как бы то ни было, разочарования из-за пола младенца, Виктория нашла в себе силы рассмеяться.
— Нет, — сказала она, глядя ему в глаза. — Я обещаю, что не утоплю ее.
— Хорошо.
— Вместо этого я собираюсь сделать ее подкидышем.
Теперь пришел черед и ему рассмеяться.
— Ты был со мной, — сказала она, когда он отсмеялся, — ты прошел со мной через все это.
— Я всегда с тобой, моя любовь, всегда. Если бы я мог взять на себя все твои муки, я бы сделал это.
— Все-все?
Он сделал вид, что раздумывает.
— Ну-у… возможно, не все из них. Большую их часть. Некоторую часть.
Она засмеялась. «Я выражалась неприлично, когда рожала, а, Альберт?»
— Боюсь, что да, моя дорогая.
Она покраснела. «Правда? И доктор слышал».
— Ты говорила так интересно… — и он наклонился к самому ее уху, —
— О-о.
— И это еще не все, Виктория, — он покачал головой с притворной печалью. — Страшно вымолвить, не все. Ибо и другие слова срывались с твоих губ, например, — и он снова наклонился и зашептал, —
Она принялась хихикать, смущенная.
— …и еще почему-то
— О, Альберт.
— Я шучу, моя дорогая, — сказал он. — Конечно, ты была молодец, и в нужные моменты ты делала все, как надо, именно так, как