Королева Виктория — охотница на демонов

Конрой улыбнулся и сказал: «У вас есть соображения, как этого достигнуть? Шантаж? Финансовые приманки?»

— Оба метода, что ты назвал, подходят, однако ни один не даст стопроцентной гарантии, я полагаю, — ответил Леопольд. — У меня есть иное соображение.

— Что же это может быть, милорд? — спросил Конрой.

— Призраки, Конрой, недочеловеки. Ты будешь использовать призраков.

XXIV

Пять недель спустя. Парк Виндзорского замка

Конец декабря. К вечеру холод усилился, и они видели перед собой клубочки пара от их дыхания. Они шли вместе, рука об руку: Альберт — в цилиндре, кожаных сапогах, застегнутом доверху плаще, — и Виктория — в капоре, плотно прикрывавшем голову, и длинном шерстяном пальто, туго обтягивавшем кринолиновый низ ее черного платья. Позади, на почтительном расстоянии, следовали два ливрейных лакея в сюртуках, черных кожаных башмаках, белых чулках и париках. Вчетвером они походили, наверное, на призраков, бродящих по лужайкам Виндзорского замка, на который уже спускался туман, распадавшийся у земли на клочья вроде мыльной пены.

Виктория уже полностью оправилась от рождения своего второго ребенка, что произошло 9 ноября 1841 года, в Букингемском дворце.

— Это мальчик, Ваше Величество, — торжественно сказал доктор Локок, и еще мокрый, скользкий младенец был осторожно, бережно повернут к королеве так, чтобы она могла проверить то, что определяло принадлежность к его полу; затем его повернули для освидетельствования герцогине.

— О, Виктория, — едва вымолвила герцогиня, прижимая одну руку к губам, а другой уже готовясь вытереть глаза, наполнившиеся слезами радости, — мальчик. Ты подарила нам наследника.

— Да, мама, — только и сказала Виктория, ибо ничего иного она и не ждала; она была уверена, что носит мальчика, с того дня, когда в домике Браунов Джон сказал ей о будущих родах: тогда все еще мелькавшие у нее сомнения насчет способностей Джона Брауна окончательно испарились.

Ей оставалось лишь ожидать рождения сына.

В то же время, помня о страшном смысле прорицания и бояться его. Она дотянулась до руки Альберта, по-прежнему задаваясь вопросом о том, что поведал ей Джон — что для Альберта рождение наследника мужского пола изменит все, что он боится этого больше всего.

Почему?

Потому что вот он: наследник мужского пола, будущий король Англии. Его нарекли Альбертом Эдуардом, хотя в семье его всегда будут звать Берти.

— Как я справилась в этот раз? — спросила она Альберта.

— В этот раз ты вела себя намного лучше. Всего пара-тройка ругательств, так что никто особенно и не смутился, не так ли, герцогиня?

— Альберт, — умоляюще произнесла мать Виктории, смеясь и краснея одновременно, — никогда не знаешь, что от тебя ждать.

Альберт взял Викторию за руки, наклонился ее поцеловать, и она вдохнула его запах. «С тобой, Виктория, — шепнул, — тоже не знаешь, чего ждать. Я не представляю, какая другая женщина могла бы выносить эти страдания с большей стойкостью и мужеством, чем ты, и я только что был тому свидетелем».

Он всегда умел найти подходящие слова, подумалось ей сейчас, когда она шагала рядом с ним и радостно вдыхала леденящий воздух, наслаждаясь холодом, который она так любила. Это был повод для неудовольствия у персонала — когда она настаивала на открытых окнах в своей резиденции, и хотя придворные дамы никогда ей не говорили, что они мерзнут, но она слышала, как они ворчали за дверью.

Между тем Альберт, ее драгоценный супруг, конечно, намного меньше любил холод и даже совсем его не жаловал, и он не был так робок, когда дело доходило до выражения неудовольствия. Он говорил, что боится заболеть, что было правдой (хотя Виктория про себя думала, что свежий воздух принесет ему пользу), следовательно, предпочитал комфорт, который давали плотно закрытые окна и огонь, горящий в камине. Как же он расстраивался в свои первые дни проживания в резиденции, — вспоминала она, улыбаясь про себя, — когда обнаружилось, что здесь простая процедура разжигания камина была сопряжена с гораздо большими трудностями, чем у него на родине. Как и во множестве других хозяйственных дел, разжигание камина обеспечивали два разных ведомства: дрова укладывал персонал главного камергера, а розжиг входил в обязанности гофмейстера. Таким образом, как обнаружил, к своему большому сожалению, Альберт, если два ведомства не действовали согласованно — а такое случалось редко, — огня можно было и не дождаться, и принцу-консорту оставалось лишь дрожать и чертыхаться. В результате он взял на себя «наведение некоторого порядка в доме» и вполне достиг этого: он свел в одно ведомство обязанности трех служб, а заодно и проследил, чтобы не было перерасхода и ненужных трат. Разумеется, эти действия не прибавили ему друзей при дворе. Некоторые из улучшений, осуществленных Альбертом, означали конец стародавних традиций; другие прекращали привилегии и поблажки, которыми пользовался персонал (чего стоило, например, одно лишь распределение «использованных» свечей, когда свечи, которые никто не зажигал, просто заменялись, потому что так было заведено). Больше так не делали. Под стальным взглядом принца Альберта подобное было уже невозможно.