Развод. Ты меня предал

— Это какая-то завуалированная угроза? — напряженно спрашиваю я.

— Опять тон не тот? — хмыкает Юра и переходит на ласковое сюсюканье. — Собери чемоданчики и переезжай.

Меня всю аж передергивает. Точно угрожает. Но за что?

— Вы меня не запугаете.

— Да едрить тебя за ногу, Ада! — рявкает Юра. — Я же тебе не сказал, что, сука такая, урою и по кругу пущу! Угрозы! Это совет! Нехрен сидеть в этом доме! Выезжай!

И он прав. Жить в доме, в котором Матвей и Ия предавалась утехам, тошно. Я хожу и гадаю, где они могли развлекаться друг с другом.

Я и так не сплю на нашей кровати, ведь предполагаю, что она осквернена предательством и грязью, но тон Юры подразумевает нечто большее, чем просто измена.

Они с Ией кого-то убили в нашем доме? И пуговица — это улика? Поэтому у Матвея сорвало крышу?

И кого они могли убить?

Меня накрывает каким-то кровавым видением. Кидаюсь к раковине, откладываю телефон и меня выворачивает овощным салатом.

— Ада.

Желудок вновь сжимается под болезненным спазмом.

— Ада, — доносится из рубки, — так. Это буэ неспроста.

Тянусь к телефону, чтобы сбросить звонок, но из меня опять вырываются нечеловеческие звуки, желчь и слизь.

— Точно неспроста, — оживленно резюмирует Юра.

— Замолчите, — шепчу я и пытаюсь отдышаться.

Затем я понимаю, что я давно не лезла в ящик под раковиной за прокладками и тампонами. Очень давно. И все эти недели меня преследовала тошнота и слабость, но я думала, что это виноват стресс, который я переживаю.

И разбитой была из-за черной тоски, недоумения и страха перед разводом, который бы перечеркнул все наши с Матвеем годы любви.

— Раз молчишь, то точно все неспроста.

— Да вы издеваетесь… — сплевываю вязкую слюну и вытираю подбородок тыльной стороной ладони.