— Ладно, — еще тише отвечает Лиля и боится дышать.
— И не пускай собаку на кровать.
— Его зовут Барон.
— Не пускай Барона на кровать, — четко проговариваю я и смахиваю слезы с щек.
— Ладно, — шепчет Лиля.
— Все, целую, Ли. Люблю тебя.
— И я тебя. И… — замолкает на секунду и шепчет. — Папу сейчас нельзя бросать. Ему плохо, мам, — а затем будто испугавшись своих слов торопливо прощается и сбрасывает звонок. — Пока, мамуль.
Ему плохо. И дело не в измене. Она лишь прикрывает что-то. Что-то гнилое и мерзкое.
— Ада, — меня выдергивает из темных мыслей голос запыханного Тимура.
— Да? — оглядываюсь.
— Никогда не думал, что у подосиновиков могут быть такие страсти, — поправляет на своей шее шарф и мягко улыбается.
— Жизнь у грибов она такая, — спускаюсь по лестнице и шагаю по небольшой аллейке, шурша опавшими желтыми листьями.
Выхожу за территорию суда, иду по тротуару, и ветер доносит визгливый старушечий голос:
— Муся! Фу!
Затем истеричный лай. Очень знакомый лай.
Глава 39. Сгниет и черви сожрут
Я не люблю верить в совпадение.
Но через дорогу в кустах верещит та сама бабка, которая была с Ией, и пытается достать собаку.
— Что такое, Ада? — спрашивает Тимур, который решил увязаться за мной.
— Ты веришь в совпадения? — шепчу я.