Среди его поредевшей, совершенно седой шевелюры был хорошо заметен длинный уродливый шрам.
Заметив мой взгляд, он пояснил:
– Это мне в сорок пятом году досталось, под Кенигсбергом. Полгода в госпитале провалялся.
Я в ответ сказал:
– Мой отец тоже в сорок пятом был ранен, только в самой Польше.
– Да, многих людей война зацепила, – вздохнул офицер. – Ладно, паренек, трудись, не буду мешать, но завтра перед выездом специально приду, проконтролирую, что да как.
Он повернулся и пошагал дальше.
Через час ушел Толик, на прощание сказав, чтобы я закрыл все сам и сдал под охрану, а если у него хоть что-то пропадет, то мне песец.
Нитрокраска на колесах никак не хотела сохнуть, не знаю, что уж в нее было намешано. Еле дождавшись момента, когда она перестала прилипать, я быстро начал ставить их на место.
Вроде все, что мог, на сегодня выполнил. Народа к этому времени в парке убавилось. Я убрал машину в бокс и закрыл ворота. Идти в роту не хотелось, на верстаке валялась замызганная книга «Военный ремонт автомобиля ГАЗ-69».
Взяв книгу, я перебазировался в яму, включил там переноску и, усевшись на табурет, приступил к чтению. В ДОСААФе такой учебник имелся, но там мне было не до него, хватало других забот.
Сейчас же я сидел в холодке и просматривал карты ремонтных работ.
«Молодцы все-таки вояки, – думалось мне. – Не надо быть семи пядей во лбу, открывай книжку и делай, растолковано, как для детского сада».
Заскрипела входная дверь, и раздался голос Яшенкова:
– Сапаров, мать твою, куда ты делся?
– Здесь, товарищ старшина, под машиной, – крикнул я и начал выбираться наверх.
Оценив мой рабочий вид – в спецовке, в одной руке раскрытое руководство, в другой переноска, – старшина одобрительно покачал головой:
– Вижу, вижу, не сачкуешь, парень, – пробурчал он.
«А то, – подумал я. – Создавать деловую рабочую обстановку – наше все!»
– Ну как, разобрался? – спросил он, обходя отмытую от пыли машину.