— Знаете, Милана, забавно всё-таки получается, — невзначай заметил я, прихлёбывая чай, — когда-то меня упорно убеждали, что Высшие — это прямо какие-то сверхлюди, для которых нет ничего невозможного. Сейчас мне постоянно говорят нечто прямо противоположное. Я склоняюсь к мысли, что истина где-то посередине.
— Я вообще не знаю, где здесь истина, Кеннер, — серьёзно ответила она. — Казалось бы, мы можем многое, но с каждым шагом вверх мы обнаруживаем вокруг себя всё более опасных хищников. И всё лучше понимаем, что можем ничтожно мало.
— Не сочтите за обиду, Милана, но мне всё же кажется, что вы несколько драматизируете, — с сомнением отозвался я.
— Вы так думаете? — усмехнулась она. — А как по вашему мнению — если уж мы такие сверхлюди, то почему мы здесь? Почему мы не уходим куда-то в сияющие дали, а живём в княжестве, и даже служим ему? Порой вообще как обычные чиновники — как, например, Ивлич или вот как Аня Максакова. Почему так?
— У вас же здесь родственники, друзья, какие-то связи, — удивился вопросу я.
— Связи быстро обрываются. Друзья умирают, а родственники рано или поздно становятся чужими, даже прямые потомки. Моё поколение по большей части ещё поддерживает какую-то связь с родственниками, а те, кто постарше, уже давно одиноки.
— Ну тогда, если угодно, долг перед своим народом, — предположил я. — Как бы пафосно это ни звучало, но такой долг есть у всех нас.
— Немного пафосно, но верно, — согласилась она. — Такой долг действительно есть, но перед каким народом? Народ изменяется — новгородцев времён князя Ярослава вы вряд ли смогли бы назвать своим народом, очень уж мы с ними разные. У нас с ними даже язык другой. Вспомните, что сильные Владеющие живут очень долго — мы с вами проживём многие, многие тысячи лет, если, конечно, сумеем не погибнуть. Приведу вам ещё один пример: всего лишь шесть тысяч лет назад Египта ещё не существовало. Сейчас же от некогда великого народа остались лишь убогие общины коптов-феллахов, которые замкнулись в себе, чтобы сохранить свою идентичность, но платят за это медленным вырождением. И узнал бы современник блистательного Аменхотепа III в этих жалких крестьянах наследников величия Та-Кемет?
— Вряд ли, — признал я.
— Люди сейчас живут дольше, и поколения сменяются медленнее, чем раньше, но всё равно — пройдёт десять тысяч лет, или пятнадцать, или двадцать, и не останется ни русских, ни хазар, ни германцев, ни франков. Они растворятся в каких-то других народах. Даже если они сохранят свои старые названия, вы уже не узнаете их точно так же, как вы не узнали бы свой народ в новгородцах князя Ярослава. Ведь вы будете помнить их совсем другими. Вы же знакомы с Бальдебретой?
— Мы встречались, — подтвердил я.
— Её народа больше не существует. Гауты исчезли, даже их потомки готы растворились в племенах. Кому ей хранить верность?
— Хорошо, Милана, — я поднял руки, как бы сдаваясь, — вы меня полностью убедили. У Высших нет обязательств, или почти нет. Тогда, возвращаясь к вашему вопросу — почему вы здесь? Что заставляет вас служить княжеству?
— Ответ прост, Кеннер: мы боимся. Порвать с человечеством и уйти одному в неизвестность просто страшно. Рано или поздно всё равно приходит время, когда откладывать больше нельзя, и мы становимся Осколками. Большинство Осколков погибает, некоторые возвращаются назад для временной передышки, как Бальдебрета, а немногие выживают и идут дальше. А до тех пор мы сидим здесь, в безопасности, не очень успешно пытаясь стать хоть немного сильнее.
Внезапно мне стал немного понятнее смысл спуска в Нижний мир — Алину с Драганой погнало туда вовсе не любопытство исследователя. Любопытство, конечно, тоже присутствовало, но вряд ли одного его хватило бы для такой смертельно опасной экспедиции. Для них впереди уже замаячило время уходить в Осколки, и они не могли упустить шанс ещё немного сродниться с Силой.
— А у богов та же проблема? — вдруг пришла мне в голову мысль.
— Конечно, — утвердительно кивнула она. — Как вы думаете, почему боги часто объединяются в пантеоны? Вместе легче выжить. Правда, у пантеонов хватает других проблем, их постоянно раздирают какие-то внутренние конфликты. Ну и боги там всегда очень слабы. Единые боги сильны, но выжить им гораздо труднее — много их погибло и исчезло из памяти людской.
— А вы сами? Как вы видите себе своё будущее? Если, конечно, вам такой вопрос не покажется бестактным.
— У вас все вопросы на грани бестактности, — улыбнулась она. — Будьте всё-таки немного осторожнее, особенно когда разговариваете с сильными сущностями. Но я вам отвечу: мне решила оказать покровительство Морена, и это сильно облегчит мне дальнейший путь. Это просто невероятное везение, я даже не смела на подобное надеяться. Кстати, вы её тоже заинтересовали, и я совершенно не понимаю, чем.
— Не уверен, что мне стоит из-за этого радоваться, — кисло заметил я.