Атлант расправил плечи. Часть II

Он заметил, как тихо сделалось в зале. По привычным этим людям правилам притворства и обмана, применявшимся ими по отношению друг к другу ради собственной выгоды, они должны были рассматривать его заявление как недопустимую вольность. Ожидалось, что последуют возгласы изумления и насмешки, но в зале царило молчание, люди сидели тихо, они все понимали.

— Вы хотите сказать, что отказываетесь повиноваться закону? — спросил судья.

— Нет. Я следую закону, его букве. Согласно вашему закону, моя жизнь, моя работа и моя собственность могут быть использованы без моего согласия. Очень хорошо, значит, вы можете обойтись без моего личного участия в деле. Я не стану разыгрывать комедию, защищая себя сам, здесь, где никакая защита невозможна. Я не стану создавать иллюзию справедливого суда.

— Но, мистер Риарден, закон особо указывает, что вы должны иметь возможность представлять себя в суде и вести защиту самостоятельно.

— Подсудимый может защищать себя только в том случае, если существует объективный принцип правосудия, реализуемый судьями, принцип, признающий права подсудимого, который они не могут нарушать, а он может применять. Закон, по которому вы судите меня, устанавливает, что принципов не существует, что у меня нет прав и что вы можете делать со мной все, что пожелаете. Очень хорошо. Делайте.

— Мистер Риарден, закон, который вы осуждаете, основан на высочайшем принципе — принципе общественной пользы.

— Что такое общественность? Что закон объявляет ее пользой? Были времена, когда люди верили, что добро и пользу должно определять на основании моральных ценностей, и ни один человек не имеет права получать пользу, нарушая права других людей. Сейчас считается, что ближние могут принести меня в жертву любым известным им способом, ради того, что они сочтут пользой для себя. Если они решили, что могут захватить мою собственность только потому, что она им нужна… ну что ж, так поступают все грабители. Есть, правда, одна разница: грабитель не спрашивает у меня разрешения на свой поступок.

Несколько мест в боковой части зала зарезервировали для именитых гостей, приехавших из Нью-Йорка наблюдать за судебным процессом. Дагни сидела неподвижно, лицо ее не выражало ничего, кроме внимания, она понимала, что от логики его аргументов зависит дальнейший ход ее жизни. Эдди Уиллерс сидел рядом с ней. Джеймс Таггерт не пришел. Пол Ларкин сидел, подавшись вперед всем телом, его испуганно вытянутое лицо, словно мордочка животного, выражало сейчас откровенную ненависть. Мистер Моуэн, сидящий рядом, человек невежественный и мало что понимающий, явно испытывал страх. Он слушал с замешательством и негодованием, шепча Ларкину:

— Боже всемогущий, что он делает! Он убедит народ в том, что все бизнесмены — враги общественной пользы!

— Должны ли мы понимать вас так, что вы ставите свои интересы превыше интересов общественности? — спросил судья.

— Я утверждаю, что подобные вопросы нельзя задавать в обществе людоедов.

— Что… что вы имеете в виду?

— Я утверждаю, что не может быть столкновения интересов среди людей, которые не требуют себе незаслуженного и не приносят человеческих жертв.

— Должны ли мы понять вас так, что, если люди считают необходимым сократить ваши прибыли, то вы не признаете их права на это?

— Отчего же, признаю. Люди могут урезать мои прибыли в любое время, просто отказавшись покупать мой продукт.

— Мы говорим о… других методах.

— Любой другой метод урезания прибыли — метод мародеров, и я рассматриваю эти методы как мародерские.

— Мистер Риарден, ваше выступление вряд ли похоже на защиту.

— Я уже сказал, что не стану себя защищать.

— Но это неслыханно! Вы осознаете всю тяжесть предъявленного вам обвинения?