Атлант расправил плечи. Часть II

22
18
20
22
24
26
28
30

Но в его глазах светилась гордость, и он с легкой улыбкой твердо ответил.

— Да, и за Себастьяна д’Анкония.

Ее рука немного дрожала, и несколько капель пролились на квадратик бумажных кружев, положенных на темный блестящий пластик столешницы. Она смотрела, как Франсиско одним глотком осушил стакан. Быстрое и легкое движение руки превратило простые слова в торжественный тост.

Она неожиданно подумала, что впервые за двенадцать лет он пришел к ней сам, по собственной воле.

Франсиско держался так, будто хотел внушить Дагни уверенность в себе и во всем происходящем, нарочно не оставляя ей времени задуматься о том, почему они сегодня вместе. Потом она почувствовала, что туго натянутая узда вдруг ослабла. Только случайные паузы и четкий абрис его лба, скул и рта, когда он отворачивался, подсказали ей, что Франсиско борется за то, чем должен овладеть.

Она терялась в догадках, какую цель он преследовал сегодня, и подумала, что он, возможно, достиг ее: помог ей пережить самый тяжелый момент, дал неоценимую защиту от отчаяния — умный человек выслушал и понял ее. Но почему он захотел это сделать? Почему заботится о ней в час беды, после многих лет агонии, на которую сам ее обрек? Почему для него вдруг стало важным, как она переживет гибель «Линии Джона Голта»? Дагни вспомнила: ведь именно этот вопрос ей хотелось задать ему в темном вестибюле небоскреба Таггерта.

Она думала о том, что между ними существует связь. И появление Франсиско в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась, больше не казалось ей удивительным. Но в этом таилась опасность: она доверилась бы ему, даже зная, что может оказаться в еще одной, новой ловушке; даже помня о том, что он всегда предает всех, кто ему доверяет.

Франсиско сидел, скрестив руки на столе, глядя перед собой. Неожиданно, не поворачиваясь к Дагни, он сказал:

— Я думаю о тех пятнадцати годах, которые Себастьяну д’Анкония пришлось дожидаться женщины, которую он любил. Он не знал, встретит ли ее снова, выживет ли она… дождется ли его. Но он был уверен, что она не выдержит его битвы, и не мог позвать ее с собой до тех пор, пока не одержит победу. Поэтому жил, оставив свою любовь, в надежде, на которую не имел права. И когда Себастьян внес бы ее в свой дом как первую сеньору д’Анкония нового мира, он бы знал, что битва выиграна, они свободны, ей ничто не угрожает, и больше ничто не причинит ей боли.

В дни их счастливой и страстной любви Франсиско никогда не давал Дагни понять, что думает о ней, как о будущей сеньоре д’Анкония. Дагни на минуту задумалась о том, кто она теперь для Франсиско. Но это быстро прошло; она внутренне содрогнулась, не в силах поверить, что прошедшие двенадцать лет ничего не изменили, и он все еще любит ее. Вот она, новая ловушка, подумала Дагни.

— Франсиско, — с усилием произнесла она. — Что ты сделал Хэнку Риардену?

Он был озадачен, услышав от нее это имя именно сейчас.

— Почему ты спрашиваешь?

— Однажды он мне поведал, что ты — единственный человек, который ему нравится. А когда я видела его в последний раз, он сказал, что убьет тебя, если увидит.

— А почему, не объяснил?

— Нет.

— И ничего не рассказал об этом?

— Нет. — Она увидела странную улыбку, печальную улыбку благодарности и тоски. — Когда он сказал, что ты — единственный, кто ему нравится, я предостерегла его: ты причинишь ему боль.

Его слова напоминали внезапный взрыв.

— Он был вторым, после еще одного человека, кому я мог бы отдать свою жизнь!