Риарден улыбнулся и, поддавшись жалости, сказал:
— Забудь об этом, Отрицатель Абсолютов. Прав тоже не существует.
— Я знаю, что не существует. Но я хочу сказать… они не должны были так поступать.
— Почему? — Риарден не смог сдержать улыбки.
— Мистер Риарден, не подписывайте Сертификат дарения! Из принципа не подписывайте.
— Не подпишу. Но принципов тоже нет.
— Я знаю, что их нет. — И Кормилица процитировал с аккуратностью и святой верой прилежного школяра: — «Я знаю, что все относительно, и никто ничего не может знать точно, сама причина — только иллюзия, а реальности не существует». Но я сейчас говорю о риарден-металле. Не подписывайте, мистер Риарден. Существует мораль, или нет, есть принципы, или их нет, не подписывайте, и все тут — потому что это неправильно!
Кроме Кормилицы, никто не упоминал о Директиве в присутствии Риардена. Молчание — вот что стало новым на заводах. Люди не заговаривали с ним в цехах, и он заметил, что они и друг с другом не разговаривают. Официальных заявлений об увольнении не поступало. Но каждое утро один-два человека не выходили на работу и больше уже не появлялись на заводе никогда. При выяснении обстоятельств неявки, их дома находили брошенными и опустевшими. О таких уходах управленческий персонал не сообщал, как того и требовала директива. Риарден стал замечать среди вахтенных незнакомые, испитые лица людей, долгое время живших без работы, и слышал, как к ним обращаются по именам тех, кто ушел. Риарден ни о чем не спрашивал.
Зловещее молчание распространилось по всей стране. Риарден не знал, как много промышленников отошли от дел и исчезли первого и второго мая, оставив свои заводы. Он насчитал десятерых только среди своих клиентов, в том числе Макнила из чикагской
Первые полосы газет неожиданно наполнились историями о весеннем паводке, автомобильных катастрофах, школьных пикниках и торжествах по поводу золотых свадеб.
В его доме тоже царило молчание. Лилиан уехала во Флориду еще в середине апреля. Эта необъяснимая причуда удивила его: она уехала одна впервые за все годы их брака. Филипп панически избегал его. Мать смотрела на Риардена с упреком и замешательством, не говоря ни слова, но разражалась рыданиями, словно желая сообщить, что предчувствует надвигающееся несчастье.
Утром пятнадцатого мая Риарден сидел в кабинете над кипой бумаг и следил за дымами, поднимавшимися к ясному голубому небу. Некоторые, совершенно прозрачные, колыхались в воздухе, как марево в жаркий день — невидимые, но искажавшие предметы. Над заводом вздымались струи красноватого дыма, колонны желтого, легкие, растекающиеся спирали голубоватого и густые, плотные, похожие на скрученные рулоны шелка, окрашенные солнцем в цвет розового перламутра.
На столе зажужжал аппарат внутренней связи, и голос мисс Ивз сообщил:
— Мистер Риарден, доктор Флойд Феррис хочет вас видеть, без предварительной записи. — Несмотря на официальную твердость, голос звучал вопросом: «Должна ли я его впустить?»
Риарден немного удивился: он не ожидал, что пришлют именно Ферриса. И спокойно ответил:
— Пригласите его в кабинет.
Подойдя к столу, доктор Феррис не улыбался: выражение его лица явственно показывало, что он имеет самые веские причины для улыбки и посему воздерживается от очевидного. Не дожидаясь приглашения, он уселся напротив Риардена, положив на колени портфель. Он держался так, словно сам факт его присутствия в кабинете делает слова излишними.
Риарден молча смотрел на него с терпеливым ожиданием.
— Поскольку срок подписания национальных Сертификатов дарения истекает сегодня в полночь, — провозгласил доктор Феррис тоном продавца, оказывающего клиенту необычайную любезность, — я пришел, чтобы получить вашу подпись, мистер Риарден.
Он сделал паузу, давая понять, что ответ необходим.
ebooksa