— В порядке. Лучше и быть не могло. Работаю потихоньку.
— Сидишь в конторе? — В ее голосе послышались нотки беспокойства. — Беготней больше не заставляют заниматься?
— Конечно, нет, в моем-то возрасте? Я бы с ума сошел.
— Наверняка.
— Послушай, милая, у меня всего минута. Я просто захотел позвонить и услышать твой голосок.
— Пожалуйста, слушай. А когда ты снова приедешь к нам в Бостон? Хотелось бы с тобой встретиться. Можем сходить куда-нибудь, ты и я.
Дью судорожно сглотнул. Если уж изрезанный Малколм Джонсон не выдавил из него слезу, то он не позволит, чтобы такое произошло после разговора с дочерью.
— Дочка, ты ведь знаешь, что у нас с Синтией теперь тоже все нормально. Мы сходим вместе и проведем вечер втроем.
Дью едва не рассмеялся, когда услышал, как Шарон засопела в трубку, а потом, не выдержав, громко разрыдалась:
— Да, папочка… Ты и представить себе не можешь, что это для меня значит. Для нас…
— Ну ладно, прекрати плакать. Мне нужно идти. Скоро я позвоню. Пока.
— Пока, папочка. И будь осторожен. Не подхвати занозу от стола, за которым сидишь у себя в конторе.
Дью отключил телефон и глубоко вздохнул. Он получил, что хотел, — на время отключился от проблем. Все, что делал Дью, делалось ради Шарон. И ради страны, в которой его дочь могла жить, как ей вздумается, пусть с другой женщиной и пусть ее отец с трудом это переносил. На свете немало мест, где за подобное Шарон грозила бы смерть…
Что остается? Продолжать борьбу и даже убивать, когда в том есть необходимость, потому что Америка величайшая страна на свете? Наверное, так, но Дью побуждали причины иного характера. Личные.
И ему их вполне достаточно.
30
Мистер конгениальность
Маргарет, Эймос и Кларенс Отто дружно поднялись, когда в кабинет вошел Мюррей Лонгуорт. После того как он пожал руку каждому, все уселись. Мюррей, естественно, занял место за большим столом.
— Ну, чем порадуете, эксперты? На сей раз вам достался довольно свежий экземпляр. Надеюсь, неразложившийся труп дал хоть пару нитей к разгадке?
Инициативу взяла на себя Маргарет.