— Вот ты псих. Мог же суставы повредить. — Вспенился раствор, слегка защипало, но это была не перекись, что-то другое. — Как ты теперь мяч ловить будешь?
— Как-нибудь, на мне все быстро зарастает… Или никак.
Она принялась бинтовать мои руки, и Погосян брякнул:
— Знаешь, чего он психанул? Нам предложили…
Я глянул на него так, что он все понял и замолчал. Вот же Мика, не речевой аппарат у него, а молотильная машина.
Забинтованная правая рука у меня стала, как у мумии, пальцы почти не гнулись. Я смотрел, как Рина бинтует левую и все больше возвращался в реальность из мира гнева. Пусто, гулко, грязно. Я — та самая выпотрошенная боксерская груша.
— Мяч ладно, — продолжил молотить языком Погосян. — Но девушку свою ты как ласкать будешь?
По лицу Рины пробежала тень, и она произнесла тоном злого школьного учителя:
— Микаэль, выйди, а? Посторонние в процедурном кабинете запрещены.
Она заработала быстрее, о чем-то задумавшись, и больше не проронила не слова. Лишь когда закончила, сказала:
— Завтра и каждый день — с утра на перевязку. В воротах стоять запрещаю как минимум три дня.
То есть вместо меня пойдет Васенцов. Ну и ладно.
Визитная карточка Сеченова, которую я переложил в карман куртки, казалось, звала меня. Но она осталась в раздевалке. Или ну его нахрен, этот футбол? Стоит ли дальше из штанов выпрыгивать, когда на чемпионат поедут не лучшие, лучшие просто сгинут в безвестности, не в силах пробиться, а свои? И, как всегда, продуют с разгромным счетом.
Клыков принес мне куртку, и мы засели в том самом спортбаре, где слушали обращение новоизбранного президента футбольного клуба, Олега Романцева. С утра тут было безлюдно. На экране плазмы китаяночки в черных купальниках показывали чудеса синхронного плавания.
— Димидко пишет, чтобы возвращались, — сказал Микроб, вертя в руках телефон.
— Угу, — прогудел Погосян, — он всем одно и то же пишет, что мы устроили детский сад, и «Титан» вполне может отказаться лечь под «Старт».
Я вертел в руке визитку Сеченова и сосредоточенно думал. Допустим, мы откажемся прогибаться — что дальше? Нечестное судейство, всякие подставы — и никому ничего не докажешь.
— Какая сука оказался этот твой Витаутович, — изрек Микроб. — А так дышал, так дышал.
— Да блин, сам в шоке, — ответил я.
— Позвонишь этому? — спросил Клыков и взглядом указал на визитку.