— Я прошу вас лишь хранить молчание дотоле, пока не призову вас в свидетели, — сказал Эдмунд. — И тогда вы должны будете рассказать всё, что знаете, и всё, о чем догадываетесь.
— Эх, — вздохнул Джозеф, — дожить бы до того дня, а большего мне и не надо!
— Идемте же, — произнес Эдмунд. — Вернемся наверх и решим, как мне поступить дальше.
С этими словами он покинул комнату, остальные последовали за ним. Эдмунд запер дверь и вынул ключ из замка.
— Дабы никто не попытался проникнуть в тайну этой комнаты, — сказал он, — я спрячу его до тех пор, пока не смогу использовать для благой цели. Я буду всегда хранить его при себе, пусть напоминает мне о том, что я должен исполнить.
И они поднялись в спальню, где всё было спокойно, и ни один звук более не потревожил их.
— Возможно ли, — размышлял вслух Эдмунд, — что я сын лорда Ловела? Хотя положение вещей, кажется, подтверждает эту догадку, смею ли я в нее верить?
— Я весьма озадачен, — сказал Освальд. — Невероятно, чтобы такой добродетельный человек, как лорд Ловел, мог соблазнить жену крестьянина, своего вассала, да еще вскоре после свадьбы с тою, кого он страстно любил.
— Да что вы! — воскликнул Джозеф. — Мой господин был неспособен на такой поступок. Если мастер Эдмунд — сын милорда, то он несомненно сын госпожи.
— Как же всё это могло случиться? — спросил Эдмунд.
— Я не знаю, — промолвил Джозеф. — Но есть кое-кто, кто может об этом поведать, если захочет. Я говорю про Марджери Туайфорд, которая называет себя вашей матерью.
— Вот и я подумал о том же, — согласился Эдмунд. — Я как раз решил навестить ее и расспросить обо всем. Надеюсь милорд позволит мне ненадолго отлучиться сегодня же.
— Превосходно, — сказал Освальд, — но будь благоразумен и осторожен в разговоре с нею.
— Не согласитесь ли вы сопровождать меня? — спросил Эдмунд. — Вам она не откажет в ответе, к тому же вы не столь заинтересованы в исходе дела и будете более осмотрительны в расспросах.
— Я охотно это сделаю, — согласился Освальд, — и сам обращусь к милорду за разрешением отлучиться для нас обоих.
— Хорошо придумано, — одобрил Джозеф. — Мне не терпится увидеть, что из этого выйдет; так и чувствую, ноги сами понесут меня встречать вас.
— Я испытываю не меньшее нетерпение, чем ты, — произнес Освальд, — но мы должны быть немы, как могила, ни словом, ни взглядом не выдавая, что знаем тайну.
Пока они разговаривали, забрезжил рассвет, и Эдмунд попросил друзей тихо удалиться. Они так и поступили, оставив юношу наедине с мыслями, которые переполняли его и отгоняли сон. Он бросился на постель и начал лежа обдумывать, что ему следует предпринять, тысяча планов приходила ему на ум и тут же была отвергнута. Он твердо решил лишь одно: что бы ни случилось, покинуть дом барона Фиц-Оуэна, как только представится возможность.
Барон, как и накануне, позвал его к завтраку; за столом Эдмунд был молчалив и рассеян. Заметив это, барон обратился к нему, осведомившись, как он провел ночь.
— Размышляя о своем положении, милорд, и строя планы, что мне делать в дальнейшем.