Освальд понял намек и испросил дозволения навестить вместе с Эдмундом мать юноши, чтобы сообщить ей о намерении сына в скором времени покинуть родные края. Барон дал им свое разрешение, хотя, казалось, еще сомневался в необходимости отъезда Эдмунда.
Друзья сразу же поспешили к старой хижине Туайфордов. Эдмунд пожаловался святому отцу, что каждая пядь пути кажется ему длиной с милю.
— Тебе следует сдержать свое нетерпение, сын мой, — промолвил Освальд, — успокойся и отдышись, прежде чем приступать к столь важному делу.
Марджери встретила их в дверях и спросила Эдмунда, каким ветром его к ним занесло.
— Что странного в том, что я пришел навестить своих родителей? — возразил он.
— Здесь есть чему удивляться, если вспомнить, как мы с тобой обходились, — ответила она, — но, пока Эндрю нет дома, я могу признаться, что рада тебе. Подумать только, каким прекрасным юношей ты стал! Давненько я тебя не видала, хоть и не по своей вине. Много попреков и тычков доставалось мне из-за тебя, но теперь я могу обнять тебя, мое дорогое дитя.
Эдмунд кинулся к ней и горячо прижал к сердцу, у обоих на глазах навернулись слезы, выдававшие сердечную привязанность.
— Почему отец не дал бы вам обнять свое дитя? — спросил он. — Чем я вызвал его немилость?
— Ничем, мой дорогой мальчик! Ты всегда был добрым и отзывчивым и заслуживал всеобщую любовь.
— Нечасто бывает, чтобы отец невзлюбил своего первенца, да еще и без всякой на то причины, — заметил Эдмунд.
— Истинная правда, — согласился Освальд. — Да что там нечасто, это противоестественно, а на мой взгляд, и просто невозможно. И я настолько в этом убежден, что считаю: человек, который так ненавидит и поносит Эдмунда, не может быть его отцом.
Говоря так, он внимательно следил за Марджери, которая заметно побледнела.
— Давайте присядем, — произнес он, — и ты, Марджери, поведаешь нам обо всем, что тебе есть сказать на это.
— Пресвятая Дева! — воскликнула Марджери. — Да о чем это ваше преподобие толкует? Что за подозрения?
— Я подозреваю, — сказал он, — что Эдмунд не родной сын твоему мужу Эндрю.
— Боже праведный! — возразила она. — Что вы такое говорите?
— Не уклоняйся от ответа, женщина! Я пришел сюда, чтобы допросить тебя об этом деле.
— Господи! — дрожа всем телом, промолвила она. — Хоть бы Эндрю был дома.
— Это к лучшему, что его нет, — сказал Освальд. — Ведь у нас вопросы не к нему, а к тебе.
— О, святой отец, уж не думаете ли вы, что я… что я… во всем виновата? Что же я сделала дурного?