— В этом, как и во всем остальном, я всецело полагаюсь на вас, сэр, — ответил Эдмунд.
— Ну что же, зовись Сигрейвом. Я буду говорить, что ты мой родственник, ведь моя мать и правда принадлежала к этому роду.
Вскоре вернулся Джон и проводил их в гостиную, куда сэр Филип вошел, держа Эдмунда за руку.
— Друзья, — промолвил он, — этот джентльмен — мистер Эдмунд Сигрейв, сын моего дорогого друга и родственника. Он потерялся в младенчестве, его воспитала из чистого человеколюбия одна добрая женщина, и лишь совсем недавно ему довелось узнать, кто он. Обстоятельства, сопутствовавшие этому, скоро станут известны. А до тех пор я принял его под свое покровительство и употреблю всё влияние и возможности, чтобы помочь ему вернуть наследное состояние, которым ныне владеет узурпатор, послуживший причиной изгнания юноши и смерти его родителей. Считайте его моим родственником и другом. Задиски, обними его первым! Эдмунд, относись к этому джентльмену с любовью ради меня, со временем ты полюбишь его ради него самого.
Все поднялись с мест, каждый обнял и приветствовал юношу. Задиски сказал:
— Сударь, какие бы беды и злоключения ни выпали на вашу долю в прошлом, с той минуты, когда вас полюбил и взял под защиту сэр Филип Харкли, можете забыть о них.
— Я твердо верю в это, сэр, — ответил Эдмунд. — Я уже испытал здесь больше счастья, нежели за всю свою жизнь, и сердце говорит мне, что в будущем меня ждет исполнение всех моих желаний. Дружба сэра Филипа для меня — залог грядущей награды, данный Небесами.
Довольные друг другом, они сели ужинать, и Эдмунд, позабыв печали, наслаждался трапезой так, как ему уже давно не доводилось. Сэр Филип с истинным удовольствием смотрел на его оживленное лицо. Он сказал:
— Глядя на тебя, я всякий раз вспоминаю твоего отца: то же лицо, что было мне дорого двадцать три года назад!{52} Как я рад видеть тебя в этих стенах! Ложись отдыхать пораньше, а завтра мы обсудим всё остальное.
Эдмунд удалился и провел ночь, забывшись сладким безмятежным сном.
Наутро он проснулся здоровым и бодрым и сразу явился к своему благодетелю. Вскоре к ним присоединился Задиски, который в знак особого внимания и уважения предложил юноше располагать им как тому будет угодно. Эдмунд принял это предложение с почтением и скромностью; чувствуя себя непринужденно, он был мил и любезен. Собравшиеся позавтракали вместе, после чего сэр Филип выразил желание прогуляться с Эдмундом.
Отойдя достаточно далеко, чтобы никто их не услышал, сэр Филип сказал:
— Я не мог уснуть всю ночь, думая о твоих делах. Строил планы и тут же их отвергал. Мы должны всё предусмотреть, прежде чем начнем действовать. Как поступить с этим бесчеловечным предателем, с этим чудовищем — убийцею своих ближайших родственников? Я готов жертвовать своей жизнью и состоянием, лишь бы над ним свершилось правосудие. Отправиться ко двору и там добиваться справедливости у короля? Или, может быть, обвинить злодея в убийстве и призвать к суду? Если предъявить ему обвинение как лорду, его будет судить суд пэров{53}, если же как человеку простого звания — тогда дело разберет суд графства. Но мы должны представить доказательства, что титул ему не принадлежит и нечестивца следует его лишить. Ты можешь что-нибудь посоветовать?
— Ничего, сэр, я только хотел бы, чтобы это дело получило возможно меньшую огласку ради моего великодушного благодетеля барона Фиц-Оуэна, на которого неизбежно падет тень семейного позора, — это было бы недостойным воздаянием за его доброту и щедрость ко мне.
— Столь благородная мысль делает честь твоему сердцу, однако ты в гораздо большем долгу перед памятью твоих безвинно погубленных родителей. Впрочем, есть еще один путь, и он, думается, подходит нам более всех прочих. Я вызову негодяя на поединок и, если у него хватит духу принять мой вызов, докажу его вину, а если не хватит, предам его гласному суду.
— Нет, сэр, — сказал Эдмунд, — это мой долг. Неужели я останусь в стороне, наблюдая, как мой храбрый благородный друг ради меня подвергает свою жизнь опасности? Да я был бы недостоин имени вашего покойного друга, которого вы так оплакиваете. Сыну лорда Ловела подобает самому защитить честь имени своего отца и отомстить за его смерть. Я, и только я, вызову сэра Уолтера!
— Так ты думаешь, он примет вызов неизвестного юнца, нежданного претендента на его имя и титул? Уверяю тебя, что нет. Предоставь это мне. Я устрою так, чтобы мы встретились в доме третьего лица, знакомого обеим сторонам, в присутствии надежных свидетелей. Время, место и способ встречи я выберу самым тщательнейшим образом, и твоя совесть может быть спокойна.
Эдмунд хотел было возразить, но сэр Филип перебил его, попросив замолчать и позволить ему поступать по-своему.
Затем он повел его осматривать поместье и показал всё, что заслуживало внимания. Сэр Филип объяснил Эдмунду, как поставлено у него хозяйство, и к обеду они вернулись домой, где их ждали друзья.
Несколько дней прошло в обсуждении, как призвать сэра Уолтера к ответу, тем временем взаимная дружба и доверие между сэром Филипом и Эдмундом всё более крепли. Юноша так полюбился своему другу и покровителю, что тот перед всеми близкими и слугами объявил Эдмунда своим приемным сыном и наследником, приказав относиться к нему с должным почтением. Привязанность и уважение друзей и домочадцев рыцаря к юноше росли с каждым днем, и вскоре он стал всеобщим любимцем.