Все кресло он облепил наклейками для бамперов, которые купил в магазине подарков в Женском культурном центре. Наверху, в залах для собраний и конференций, могло быть полно умников, читающих лекции и посещающих симпозиумы, но внизу, в магазине подарков, продавали именно то дерьмо, на которое Норман и рассчитывал. Ему не нужны были брелоки для ключей с феминистскими значками или открытки с распятой на Голгофе дамочкой («Иисусина умерла за ваши грехи»), но наклейки для бамперов пришлись как раз кстати. «Женщине нужен мужик как рыбе велосипед» — гласила одна. Другая, наверняка написанная женщиной, которая никогда не видела шлюху с половиной волос на голове и бровями, опаленными неумело свернутой самокруткой, утверждала: «Женщины — не забава!» Были среди них и наклейки с надписями: «Я за выбор и голосую», «Секс — это политика» и «У-ва-же-ние — поймите, как это важно для меня». Норману было интересно, знала ли хоть одна из тех, кто протестовал против лифчиков, что идею всей этой мутотени подал мужчина. Тем не менее он купил их все. Ему больше всего понравилась та, которую он аккуратно наклеил в самом центре спинки кресла из искусственной кожи, рядом с маленьким вделанным чехольчиком для его уокмэна: «Я — мужчина, уважающий женщин» — сообщала она.
«И это чистая правда, — подумал он, еще раз быстро оглядев парковочную стоянку, чтобы убедиться, что никто не следит за калекой, проворно забирающимся в свою коляску. — Пока они ведут себя как положено бабе, я уважаю их от всей души».
Он не увидел вообще никого, не говоря уже о том, что кто-то специально наблюдал бы за ним. Он развернул коляску и посмотрел на свое отражение в крыле недавно вымытого «темпо».
— Ну? — спросил он себя. — Как ты думаешь? Это сработает?
Он полагал, что да. Поскольку о масках не могло быть и речи, он попытался пойти дальше — создать облик реального человека, как хороший актер создает реальный образ на сцене. Он даже придумал имя для этого нового парня: Хамп Питерсон. Хамп был армейским ветераном, который вернулся домой и лет десять раскатывал по улицам с бандой рокеров — одной из тех, с которыми женщины очень редко вступают в контакт. Потом произошел несчастный случай. Слишком много пива, мокрая мостовая, опора моста. Вся нижняя половина его тела была парализована, но его выходила одна святая молодая женщина по имени…
— Мэрилин, — произнес Норман, думая о Мэрилин Чамберс, которая долгие годы была его любимой порнозвездой. Второй по списку шла Амбер Линн, но Мэрилин Линн звучало по-идиотски. Следующее имя, пришедшее ему в голову, было Мак-Ку, но оно тоже не годилось. Мэрилин Мак-Ку была той самой стервой, которая выступила со своей говенной Пятой поправкой еще тогда, в семидесятых, когда жизнь не была такой паршивой, как сейчас.
На противоположной стороне улицы, у стройплощадки, висел матерчатый транспарант. «Еще один выдающийся строительный проект Делани будет реализован на этом месте в следующем году» — гласила надпись на нем, — и имя Мэрилин Делани было не хуже любого другого. Скорее всего ни одна женщина из «Дочерей и Сестер» не попросит его рассказать историю своей жизни. Но если слегка перефразировать изречение на майке продавца из «Базового лагеря», лучше иметь в запасе легенду. Пусть даже она не понадобится — лучше не нуждаться в ней и иметь наготове.
И они поверят в Хампа Питерсона. Они повидали немало парней вроде него — парней с каким-то перевернувшим их жизнь случаем и старающихся искупить свое прежнее поведение. Конечно же, все Хампы на свете искупали то, что они раньше навертели в жизни, бросаясь прямо в противоположный лагерь. Норман видел похожих на них наркоманов, превращавшихся в страстных борцов с наркотиками и поклонников Иисуса. По существу они оставались точно такими же козлами, какими были всегда, распевая старые псалмы на новый лад. Впрочем, это не имело значения. Важно, что они всегда вертелись поблизости, торчали за кулисами любой сцены, на которой хотели оказаться. Они были похожи на перекати-поле в степи или на снежные хлопья на Аляске. Так что, да, — он полагал, Хампа примут за Хампа, даже если они и подстерегают инспектора Дэниэльса. Даже самые развратные из них примут его за обыкновенного похотливого калеку, который воспользовался старой сказкой про «чуткого, заботливого парня», чтобы трахнуться с какой-нибудь сердобольной шлюшкой субботним вечерком. Если выпадет хоть капля удачи, на Хампа Питерсона обратят внимание не больше, чем на парня на ходулях, играющего роль Дяди Сэма в праздничном шествии Четвертого июля.
Дальше его план был проще простого. Он отыщет главное сборище женщин из приюта и станет наблюдать за ними в качестве Хампа с боковой дорожки — за их играми и болтающими группками, за всем их пикником. Когда кто-нибудь принесет ему гамбургер, жареную кукурузу или кусок пирога, — а какая-нибудь сердобольная поблядушка наверняка сделает это (никакой феминистской пропагандой невозможно выбить из них внутреннюю потребность таскаться к мужикам — ей-богу, это же инстинкт), — он примет их дары с благодарностью и съест все до последней крошки. Он ответит, когда с ним заговорят, и, если ему случится выиграть чучело зверька, набрасывая кольца или в «Лови-Пока-Не-Поймаешь», он подарит его какому-нибудь малышу… Однако он будет вести себя очень скромно и даже проследит за тем, чтобы не похлопать сопляка по головке. За одно это тебя в наши дни могут сцапать, приняв за приставалу-гомика.
Но главным образом он будет просто следить. Следить за своей беглянкой, Розой. У него не возникнет с этим никаких трудностей, как только его примут как неотъемлемую часть всего происходящего. В искусстве слежки он был чемпионом. Когда он засечет ее, он, если захочет, сможет сделать свое дело прямо здесь, в парке на набережной. Просто подождет, пока ей приспичит сходить в туалет, последует за ней и свернет ей шею, как цыпленку. Это заняло бы от силы несколько секунд, в чем как раз и заключалась проблема. Он не хотел, чтобы это заняло
А после того как она расскажет ему все, что он захочет услышать, он поговорит с ней по душам.
Разве что «поговорит», быть может, не совсем верное слово для того, что он сделает.
Первый шаг — засечь ее. Второй — следить за ней с приличного расстояния. Третий шаг — последовать за ней, когда с нее уже будет достаточно и она покинет вечеринку… Наверное, после концерта, но, если ему повезет, возможно, и раньше. Он выкинет инвалидную коляску, как только выберется из Парка Чудес. На ней останутся отпечатки пальцев. Пара старых мотоциклетных перчаток решила бы эту проблему и добавила бы лишний штрих к образу Хампа Питерсона, но у него уже не было времени, не говоря о жуткой головной боли, которая теперь не отпускала его. Да это и не важно. У него было такое ощущение, что, начиная с этого момента, отпечатки его пальцев будут занимать его меньше всего.
Норман хотел застать ее дома и полагал, что, скорее всего, ему это удастся. Когда она сядет в автобус (именно в автобус — тачки у нее нет, а на такси тратить деньги она не захочет), он усядется прямо за ее спиной. Если он засечет ее где-то на пути от Эттинджерс к клетушке, в которой она играет в свои игрушки, он убьет ее прямо на месте, и черт с ними, со всеми последствиями. Однако если все пойдет как надо, он войдет за ней прямо в ее дверь, и там она получит такое возмездие за свою измену, какое не получала еще ни одна женщина на земле.
Норман покатил к будке с вывеской «Билет на весь день», увидел, что полная стоимость составляет двенадцать долларов, сунул деньги парню, сидевшему в будке, и въехал в парк. Путь был свободен; для уличной толчеи еще рановато. В этом, конечно, есть и свои минусы. Ему придется соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания. Но он справится с этим. Он…
— Приятель! Эй, приятель! Ну-ка, вернись!
Норман мгновенно застыл, руки словно приклеились к колесам кресла, пустые глаза уставились на «Волшебный корабль» и гигантского робота в старомодном капитанском кителе, стоявшего на мостике. «Свистать всех наверх!» — снова и снова выкрикивал робот-капитан голосом механической куклы. Нет, он не хотел привлекать к себе ненужного внимания… И вот, на тебе, именно это он и делает сейчас.
— Эй, лысый! Ты-ты, в инвалидной коляске!
На него стали оглядываться — одна жирная черномазая сука в красном сарафане, на вид в два раза тупее дебила с заячьей губой из «Базового лагеря». Она показалась Норману смутно знакомой, но он счел это чистой паранойей — он никого не знал в этом городе. Она отвернулась и пошла дальше, вцепившись в сумку размером с чемодан, но другие прохожие все еще пялились на него. Промежность Нормана вдруг стала влажной от пота.
— Эй, парень, вернись! Ты дал мне слишком много!
ebooksa