Роза Марена

22
18
20
22
24
26
28
30

— Кому-нибудь скажешь — вернусь и убью, — сказал Норман, обращаясь к все еще дергающемуся брезенту, а потом быстро зашагал по дорожке, натягивая маску быка себе на голову. Она воняла резиной и потными волосами прежнего владельца, но ни тот, ни другой запах не волновали сейчас Нормана. Мучала мысль о том, что скоро маска провоняет еще и мочой Джерти.

Тут в его мозгу снова возник пробел, и на какое-то время Норман как бы растворился в озоновом слое. Когда он очнулся на этот раз, то уже рысцой вбегал на парковочную стоянку в конце Пресс-стрит, держась одной рукой за правую сторону груди, где каждый вздох теперь отдавался жуткой болью. Маска внутри, как он и опасался, уже провоняла мочой, и Норман сдернул ее, жадно глотая прохладный воздух. Он взглянул на маску и вздрогнул — что-то в этой плоской, ухмыляющейся морде вселило в него дрожь. Бык с кольцом в носу и гирляндами цветочков на рогах. Бык, ощерившийся улыбкой существа, у которого что-то уперли… Но настолько тупого, что оно даже не знает, что именно. Первым его побуждением было зашвырнуть эту чертову штуковину куда подальше, но он удержался. На стоянке был служащий, которого стоило принять во внимание, и хотя он наверняка запомнит мужика, выехавшего отсюда в маске быка Фердинанда, он может сразу и не связать этого парня с тем человеком, о котором очень скоро будут расспрашивать полицейские. Если маска поможет ему выиграть хоть немного времени, ее стоит попридержать.

Он уселся за руль «темпо», швырнул маску на сиденье, нагнулся и включил зажигание. Когда он наклонился, запах мочи, исходящий от майки, стал таким резким, что глаза его начали слезиться. Рози говорила, что ты любитель почек, услыхал он голос стервы Джерти, зазвеневший в его голове. Он очень боялся, что теперь она всегда будет внутри его башки — словно эта коричневая грязная тварь каким-то образом изнасиловала его и оставила нашпигованным семенем какого-то чудовища.

Ты — один из тех застенчивых парней, которые не любят оставлять следов.

«Стоп, — подумал он. — Прекрати, не думай об этом».

Я передам тебе от ее имени маленький подарок…

…И потом это плеснуло ему в лицо. Вонючее и горячее.

— Нет! — на этот раз он громко выкрикнул это слово и обрушил кулак на приборную доску. — Нет, этого не было! Или не было меня!

Он взмахнул кулаком, впечатав его в зеркало заднего обзора и сбив его со своего стерженька. Оно ударилось о ветровое стекло и отскочило на пол. Он ударил в само стекло, поранив себе руку, и его кольцо Полицейской академии оставило паутинку трещинок. Он уже был готов молотить кулаками по рулевому колесу, когда в конце концов сумел взять себя в руки. Задрав голову, он увидел парковочный билетик, торчавший из-под солнечного щитка. Он сфокусировал взгляд на нем, стараясь полностью обрести контроль над собой.

Почувствовав, что это в какой-то степени удалось, Норман полез в карман, достал пачку денег и вытащил из-под скрепки пятерку. Потом, сделав над собой усилие, чтобы вытерпеть запах мочи (только вытерпеть, потому что избавиться от него пока было невозможно), он натянул на голову маску Фердинанда и медленно подъехал к будке. Он высунулся из окошка и взглянул на смотрителя стоянки сквозь прорези для глаз. Норман увидел, как смотритель нетвердой рукой ухватился за край двери будки, когда наклонялся, чтобы взять банкноту, и тут же сделал потрясающее и приятное открытие: парень был пьян.

— Viva ze bool! — сказал служащий парковочной стоянки и рассмеялся.

— Viva, — сказал высунувшийся из окошка «форда-темпо» бык. — El toro corrido[10].

— С тебя два с полти…

— Оставь сдачу себе, — сказал Норман и выехал со стоянки.

Он проехал полквартала, а потом остановился, почувствовав, что если сейчас же не стащит с головы эту гребаную маску, то наблюет в нее, чем еще больше усугубит свое положение. Он вцепился в нее дрожащими пальцами человека, которому в физиономию впились пиявки, а потом реальность опять на какое-то время исчезла и в сознании возник еще один пробел.

Когда он пришел в себя на этот раз, то сидел голый по пояс за рулем, перед красным светом светофора. На противоположном углу улицы, над входом в банк, часы высвечивали время — 2:07. Он огляделся и увидел свою майку, валявшуюся на полу машины рядом с зеркальцем и маской. Бык Ферди, выглядевший побитым и как-то странно вылезшим из перспективы, пялился на него пустыми прорезями глаз, сквозь которые Норману был виден коврик под пассажирским сиденьем. Идиотски-радостная улыбочка быка сморщилась в какую-то ухмылку всезнайки. Но это ничего. По крайней мере чертова штуковина больше не стискивала ему голову. Он включил радио — это было не так-то просто, с выломанной кнопкой, но ему удалось включить, да. Оно по-прежнему было настроено на станцию «Ретро», и Томми Джеймс вместе с «Шонделлс» пели «Хенки-Пенки». Норман тут же принялся подпевать.

В соседнем ряду мужчина, похожий на бухгалтера, сидевший за рулем «кэмри», поглядывал на Нормана с осторожным любопытством. Поначалу Норман не мог понять, что так заинтересовало этого парня, а потом вспомнил, что лицо у него все в крови — уже засохшей, судя по ощущениям. И конечно, он был без майки. Ему придется что-то предпринять в этом плане, и быстро. А пока…

Он нагнулся, поднял маску, просунул в нее руку и сжал кончиками пальцев резиновые губы. Потом поднес ее к окну, двигая ртом маски в такт песенки, словно заставляя Фердинанда подпевать Томми Джеймсу и группе «Шонделлс». При этом он еще вертел запястьем туда-сюда, так что казалось, Фердинанд еще и приплясывает под музыку. Человек, похожий на бухгалтера, быстро отвернулся и стал смотреть прямо перед собой. Потом, посидев так секунду, перегнулся через пассажирское сиденье и задвинул защелку на дверце машины.

Норман ухмыльнулся.

Он швырнул маску обратно на пол и вытер руку, которой держал ее, о голую грудь. Он представлял, как дико выглядит, но черта с два наденет снова эту обоссанную майку. Мотоциклетная куртка валялась на сиденье рядом с ним, и она-то по крайней мере хоть была сухой изнутри. Норман надел ее и застегнул «молнию» до подбородка. Тем временем вспыхнул зеленый свет, и «кэмри», стоявший рядом с ним, пулей рванул через перекресток. Норман тоже тронулся, но более мягко, подпевая радио: «Я увидел, как она шла по дорожке… В первый раз тогда увидал эту крошку я… Эй, девчонка, ну зачем тебе идти одной… Эй, красотка, может, проводить тебя домой?» Это навеяло на него воспоминания о школе. Тогда жизнь была отличной. Никакой вероломной стервы Розы, чтобы все испоганить и вызвать все эти неприятности.