Роза Марена

Он зацепил этот предмет средним пальцем, вздрогнул и осторожно вытащил его. Это был хромированный нож для разрезания бумаги с письменного стола его подружки Моди.

Как она орала, подумал он и улыбнулся, вертя нож в руках и давая свету от уличного фонаря стекать с его лезвия белой прозрачной жидкостью. Да, она орала, но… потом перестала. В конце концов девки всегда, так или иначе, перестают орать, и какое же это облегчение.

Между тем перед ним стояла довольно сложная задача, которую необходимо было решить. В машине, припаркованной там, будет двое — да-да, двое, можно не сомневаться, — патрульных. Они будут вооружены револьверами, тогда как у него лишь хромированный нож для разрезания бумаги. Ему нужно вытащить их наружу и как можно тише. Серьезная проблема, и пока он понятия не имел, как с ней справиться.

— Норми, — раздался шепот из его левого кармана.

Он сунул туда руку и вытащил маску. Ее пустые глазницы взглянули на него с восхищением, а улыбка опять стала похожа на ухмылку всезнайки. При этом освещении гирлянды цветов, украшающие рога, походили на сгустки крови.

— Что? — спросил Норман конспиративным шепотом. — Что такое?

— Сердечный приступ, — прошептал ze bool, и он решил последовать его совету.

Он медленно побрел по тротуару к тому месту, где стояла патрульная машина, — чем ближе подходил, тем медленнее шел, следя за тем, чтобы глаза его все время смотрели вниз и видели машину лишь боковым зрением. Они уже должны были заметить его, даже если они полные козлы. Не могли они его пропустить, ведь он был здесь единственным движущимся объектом. И он хотел, чтобы они увидели человека, глядящего себе под ноги; человека, с трудом делающего каждый шаг. Мужчину, который или надрался, или попал в беду.

Его правая рука теперь находилась под плащом, массируя левую сторону груди. Он чувствовал, как кончик ножа, зажатого в этой руке, прокалывает маленькие дырочки в его майке. Подойдя ближе к наверняка наблюдавшим за ним из машины полицейским, он споткнулся — всего один раз, слегка — и остановился. Постоял неподвижно с опущенной головой, медленно досчитав до пяти, не позволяя телу раскачиваться ни на четверть дюйма в ту или другую сторону. Теперь их первое предположение — что это мистер Пьянчужка бредет домой после нескольких часов, проведенных в забегаловке «Пропусти глоток», — должно уступить место другим вариантам. Но он хотел, чтобы они подошли к нему. Не окажется другого выхода — он сам подойдет к ним, но если ему все-таки придется это сделать, они скорее всего справятся с ним.

Он сделал еще три шага, на этот раз не к патрульной машине, а к ближайшему крыльцу. Ухватился за холодный, окутанный туманом железный поручень с одной стороны крыльца и встал там, тяжело дыша, все еще с низко-опущенной головой, надеясь, что похож на человека, с которым случился сердечный приступ, а не на парня со спрятанным под плащом смертоносным инструментом.

Как раз когда он уже начал думать, что совершил здесь серьезный просчет, дверца патрульной машины открылась. Он не увидел, а услышал это, а потом донесся еще более радостный звук: торопливые шаги в его направлении. Viva ze легаши, подумал он и отважился незаметно взглянуть в их направлении. Ему пришлось рискнуть, он должен был знать, на каком они расстоянии друг от друга. Если они недостаточно близко один к другому, ему придется разыграть падение… а в этом есть своя опасность. В таком случае один из них скорее всего побежит обратно к патрульной машине, чтобы вызвать по радио «скорую».

Они оказались типичной командой «Чарли» — один ветеран и совсем еще сопливый мальчишка. Салажонок показался Норману жутко знакомым, словно он мог когда-то видеть его по телеку. Впрочем, это не имело значения. Они шли совсем близко один к другому, почти плечом к плечу, и это было важно. Это было прелестно. Удобно.

— Сэр? — окликнул его тот, что слева — старший. — Сэр, у вас проблемы?

— Болит, гадина, — просипел Норман.

— Что болит?

Спрашивал по-прежнему старший. Это был критический момент — не совсем еще решающее мгновение, но почти. Старший полицейский мог приказать своему партнеру вызвать по рации «скорую помощь», и тогда ему крышка, но он пока не мог нанести удар: они все еще были далековато.

В это мгновение он чувствовал себя в гораздо большей степени прежним самим собой, чем за все время с тех пор, как он отправился в эту экспедицию: холодным, ясным и полностью владеющим собой, замечающим все — от капелек тумана на железном поручне до грязно-зеленого голубиного пера, валяющегося в канаве рядом со смятым пакетиком из-под картофельных чипсов. Он слышал тихое и ровное дыхание полицейских.

— Это здесь, — выдавил Норман, потирая правой рукой свою грудь под плащом. Лезвие ножа проткнуло его рубашку и вонзилось в кожу, но он почти не почувствовал этого. — Все равно как приступ желчного пузыря, только в груди.

— Может, я лучше вызову «скорую», — пробормотал молоденький полицейский, и Норман вдруг понял, кого он ему напомнил: Джерри Мазерса, парнишку, который играл Бобра в шоу «Предоставьте это Бобру». Он смотрел все эти передачи в повторах по одиннадцатому каналу, некоторые — по пять-шесть раз.

Впрочем, старший легавый ничуть не походил на брата Бобра — Вэлли.