Щупальца веры,

Кэл покачал головой.

— Мне приходится все время напоминать себе, что все это как-то связано с Вуду, — сказал он.

— А я никогда не забываю об этом даже на минуту, — серьезно ответил Оскар. — Без религии, профессор, мне бы не удалось добиться ничего. Эти милые дети, которых вы видели, — все они, прежде чем попасть сюда, принимали и продавали наркотики, воровали, торговали краденым, занимались попрошайничеством и проституцией — одним словом, влачили бессмысленное, животное существование, как бродячие собаки. Но, приобщив их к религии, я наконец дал им то, что может все это изменить. Теперь они знают, что с помощью богов они сами могут управлять своей судьбой. В этом и состоит волшебная сила религии, профессор. Она предлагает им поездку из ада экспрессом.

Кэл услышал торжествующие нотки убежденности в голосе Оскара. Если в начале их встречи у него возникло искушение считать Оскара не более чем религиозным фанатиком, то теперь Кэл чувствовал, что такая характеристика была бы пошлой и глупой. Как ни относиться к его странным убеждениям, Оскар Сезин, несомненно, сочетал их с позитивным мышлением, со жгучей жаждой делать добро.

Они на короткое время заглядывали в другие классные комнаты, в которых учили различным аспектам религии: особенностям африканской мифологии и пантеона йорубских богов, рассказывали о том, как религия распространялась в Западном полушарии, в одной затемненной комнате демонстрировались слайды с изображением резных деревянных африканских масок.

— Восприятие искусства, — прошептал Оскар.

Они спустились еще на один этаж, и Кэл оказался среди стерильной белизны большого аптечного склада. Эта часть Аше больше походила на клинику, чем на школу. Ряды длинных полок были заполнены тем же набором трав, корней, измельченных листьев, порошков и масел растительного происхождения, которые Кэл уже видел в botánica рядом со своим домом. Почти все эти снадобья, пояснил Оскар, входили в фармакопею африканской народной медицины, многие из них были незаменимы для преодоления наркотической зависимости.

— Кроме того, — добавил Оскар, — они также используются для приготовления приворотных и иных магических зелий и наложения заклятий.

— Заклятий? — не поверив, повторил Кэл. Оскар говорил о таких обыденных вещах большую часть времени; это постоянно сбивало Кэла с толку, заставляло его то и дело забывать, что важнейшие принципы деятельности Оскара были совершенно алогичны.

— Но ведь вы, должно быть, знаете, — терпеливо заметил Оскар, — что магия столь же существенная часть нашей религии, как… как чтение молитв по четкам для католиков.

— Да, конечно, — ответил Кэл, — но мне все еще трудно сохранять ориентацию, когда я имею дело с вами. Едва я начинаю воспринимать вас как Альберта Швейцера из гетто, вы тут же говорите что-то такое, что мог бы произнести только волшебник Мерлин.

Оскар рассмеялся. Но не сказал ничего, что могло бы прояснить понимание подобных вещей.

А затем настал черед черной мадонны.

На первом этаже, рядом с библиотекой и служебными помещениями, находилась «часовня», как Оскар назвал это помещение, в котором члены Аше встречались для проведения религиозных обрядов Вуду.

Это была обычная учебная аудитория: ряды кресел с откидывающимися сиденьями, сцена, на которой стоял стол и два кресла, а также большой, похожий на гардероб шкаф, дверцы которого были открыты. Внутри шкафа стояла резная деревянная статуя святого, или мадонны, высотой в человеческий рост.

Кэл подошел к шкафу, чтобы рассмотреть статую вблизи. Резьба была удивительно тонкой, складки одежд так искусно покрыты гравировкой и отполированы, что ниспадающая ткань казалась настоящей, легкий ветерок, проникающий через открытое окно, словно шевелил складки мантии.

Самое необычное в этой статуе было то, что материалом для нее послужило эбеновое дерево. Она была совершенно черной, что выходило за рамки принятого изображения вудуистских богов в образах христианских святых. Одна условность маскировки была решительно отброшена. Черный лик делал статую похожей на африканского идола, облаченного в черную мантию скорбящей мадонны.

Странный набор из трех предметов лежал на полке, выступающей из шкафа на уровне ступней мадонны. Чаша с водой, яйцо и на блюдце — сигара, кончик которой длиной в четверть дюйма превратился в серебристо-серый пепел: сигара была раскурена. Кэл не удержался и прочитал надпись на бумажной полоске, все еще окружавшей один конец сигары, — это была самая лучшая кубинская сигара марки «Монтекристо», стоившая несколько долларов.

— Это самые обычные приношения, — сказал Оскар, заметив, что взгляд Кэла остановился на полке. — В праздничные дни или тогда, когда у богов испрашивают особых милостей, могут быть принесены более изысканные дары. Но каждый день неукоснительно по крайней мере эти три предмета должны быть принесены в качестве благодарственного приношения.

— А почему именно эти? — спросил Кэл.