– Вот полегчало, честное слово.
…Потом явился городовой. Потом, после долгого ожидания, прибыл тюремный экипаж из Дома предварительного заключения. Потом раненого Бешанова не слишком любезно впихнули в карету. И последнее, что запомнилось всем, был исполненный лютой злобы взгляд Йоськи Бешеного.
– Склады с оружием, значит. Которые якобы искал наш милейший Илья Андреевич? – Две Мишени потёр подбородок.
На улице медленно ползла мимо окон глубокая зимняя ночь, а они сидели за самолично Ириной Ивановной поставленным самоваром.
– Сильно сомневаюсь, чтобы господин Положинцев был бы этим занят, – покачала головой Ирина Ивановна. – Мальчики говорили, что он очень увлечён поисками забытых подземных ходов, самих по себе…
– Кадетам он мог всего и не говорить.
– Конечно. А ещё этот Мельников, или как его в действительности, мог не говорить всего исполнителю теракта Йоське Бешеному.
Две Мишени кивнул.
– Но, в общем, полагаю, что Бешанов не врёт. Отчего-то эсдекам и впрямь оказалось необходимо избавиться от Положинцева; откровенно говоря, версию со спрятанным где-то в гатчинских подвалах оружием я бы не сбрасывал со счетов. Помните, как осенью взорвали эшелон семёновцев? Как-то ведь пронесли на станцию, к самому государеву павильону, не один пуд шимозы. Где-то ведь прятали; так почему бы и не в каких-то забытых подземельях?
Ирина Ивановна поморщилась.
– Константин Сергеевич, дорогой, ну вы ж сами понимаете. Принцип Оккама – не множить сущности сверх необходимого. В окрестностях Гатчино и так полным-полно мест, где можно спрятать не то что несколько пудов шимозы, а и целый артиллерийский парк. Крестьянские амбары, сараи, сады Александровской рабочей слободы… да что угодно! А к железной дороге доставить открыто, на ломовике, переодевшись рабочими. И закладывать так же открыто, не таясь, при всех – кто обратит внимание на каких-то трудяг, что-то там делающих с рельсами?
Две Мишени покачал головой.
– Простите, Ирина Ивановна, не соглашусь. Гатчино-Балтийская, где случились взрывы, – станция не простая. Жандармская стража ходила постоянно, и государев конвой, и работники дистанции – смазчики, стрелочники, обходчики – все из проверенных, получавших дополнительное жалованье «за бдительность». Конечно, одного или двух могли сагитировать, запугать или купить – но не всех же!
– И что же?
– Закладывать открыто у них бы не вышло. Я ж там был сразу после взрывов, Ирина Ивановна. Воронки как после двенадцатидюймовых морских снарядов, в Порт-Артуре видел. Зарывали ночью; и, скорее всего, издалека тащить бы шимозу у них не получилось.
– Вы, любезнейший друг мой Константин Сергеевич, сейчас пытаетесь подогнать одно к другому. У меня есть куда более логичная версия.
Ирина Ивановна сделала паузу, принявшись разливать чай и раскладывать варенье. Делала она это неспешно и со тщанием, до тех пор, пока Две Мишени не выдержал:
– Государыня-матушка, как говаривали в век Золотой Екатерины, ну не томите уж вы!..
– Не буду, не буду, – усмехнулась Ирина Ивановна, – хотя следовало бы, Константин Сергеевич, следовало б. Как говорил любимый нашей с вами седьмой ротой сэр Шерлок Холмс, отбросьте всё заведомо невозможное и оставшееся будет разгадкой, сколь бы фантастичным оно ни казалось. Первое – в подземельях корпуса стояла машина для переноса из одного временного потока в другой. Машина группы – назовём её так – профессора Онуфриева, который на нашей стороне воевал против взявших власть эсдеков-большевиков. Но мы знаем, что есть и другая группа. Группа некоего господина Никанорова, с каковым мы имели малоприятную встречу…
Подполковник внимательно слушал, так и застыв с чашкой чая в пальцах.