– Не извольте беспокоиться, барышня Ирина Иванна, – сурово ответила Матрёна, проникнувшись, надо понимать, серьёзностью момента. – У меня язык на замке, не как у баб базарных – поганое помело. Давайте-ка я покаместь ширму поставлю… сообразим, как гостей класть-размещать.
Они улеглись поневоле поздно. Юля за ширмой, на узком диванчике, Игорёк на диване пошире возле окна. Бесшумно ступая, пришёл огромный котище – Михаил Тимофеевич, принюхался, а потом вдруг запрыгнул к Юльке на постель, принялся топтать передними лапами. Потоптал, потоптал, а потом устроился рядом, словно говоря – не бойся, я с тобой.
…И, как ни странно, пережив в этот день фантастические, невероятные приключения, оказавшись под чужим небом и в чужом мире, заснула Юлька мгновенно, едва голова её коснулась подушки.
Взгляд назад – 3
…Тихое мартовское Гатчино, тянувшее дни Великого поста, вдруг всколыхнулось. Точнее, не всё, а только лишь «высшее общество». Ибо случилось поистине страшное – жандармы, охранка, эти душители свободы, пришли за милейшим Валерианом Корабельниковым, прекраснейшим юношей, студентом-философом, который, как знали все матери гатчинских девиц на выданье, и мухи не обидит. А его – арестовали! Да не просто так, а по политическому делу! Ужас, кошмар и тирания!
Варвара Аполлоновна Корабельникова, разумеется, это так не оставила. Забыта была даже размолвка с матерью Феди Солонова, Анной Степановной; задействованы оказались все рычаги, все знакомства, вплоть до (поговаривали шёпотом) великих князей.
Но – тщетно. Дни сменялись днями, а несчастный Валериан всё томился в «убогом узилище», «с кошмарными ворами и убийцами», стенала Варвара Аполлоновна.
– А мне вот его ни капельки не жалко, – сурово заявила Лиза Фёдору, когда они таки выбрались на каток. – Пусть посидит, может, поумнеет.
Лёд шуршал под коньками, зима шла на ущерб. Скоро, совсем скоро весна, и это, с одной стороны, хорошо – кто ж не любит весны, а с другой, пропадал повод для дозволенных обществом встреч с Лизой на катке. Конечно, предстоял ещё весенний бал тальминок, пасхальный, на Светлой седмице, но о чём особенно поговоришь на балу!
Лиза, конечно, чувствовала, что после зимних событий что-то меж ними с Фёдором изменилось. Что-то случилось такое, куда её не пускали, о чём ей не рассказывали.
И о чём она сообщила Фёдору с присущей ей прямотой.
Пришлось изворачиваться, потому что рассказывать Лизе об их путешествии в иное время никак не годилось. Вот просто нельзя было, и всё тут.
– Это когда меня ранило, – выдавил он наконец. – Жуть была, Лиза. Люди орут… палят во все стороны… умирают… Две Мишени с Ириной Ивановной отстреливаются… и я валяюсь и сделать ничего не могу…
Брови у Лизы горестно изломились. Они с Фёдором стояли возле огромного сугроба на краю катка, и Лиза по-прежнему держала его за руку, хотя они уже не скользили парой – то есть обязаны были, по правилам приличия, немедленно «расцепиться».
– Бедный Федя, – сказала она тихонько.
– Да нет, не бедный я вовсе… меня жалеть не надо… просто… так всё случилось вдруг, внезапно…
– Ничего, – с энтузиазмом заявила Лиза. Настроение её немедленно изменилось на полную и совершенную решимость. – Скоро лето. Вы, конечно, в лагерях будете, но лагеря-то тоже близко! Станешь в город приезжать или мы к вам приедем, на лодках кататься и на лошадях тоже!
«На лошадях» Феде предстояло в лагере не то что «кататься», а почти что с них не слезать – по программе «кадет-разведчиков», чем славились роты подполковника Аристова, но вслух он этого, само собой, не сказал.
ebooksa