Послышалась возня, что-то заскрежетало.
– М-мать, – выругался тот же низкий голос. – Замок-от не простой! От Гарни[45], точно говорю!
– Ты уж постарайся, – с холодком сказал первый голос. – Империал затребовал, а теперь – «Гарни, Гарни»!
Снова раздался скрежет.
Длилось это довольно долго; «тоннельная группа» начала терять терпение. Чиркнула спичка, кто-то попытался было зажечь папироску и тотчас получил выговор от обладателя строгого голоса.
А потом замок наконец сдался. Запахло машинным маслом, зубчатые колёса провернулись уже без такого скрипа.
– Всё, барин. – Звякали инструменты, надо полагать, Пахомыч собирал их в сумку. – Дальше вы сами. Уговор был замок открыть. Давай золотой.
– Несознательный ты элемент, Пахомыч, – с усмешкой сказал главный, хоть находились они в подземельях кадетского корпуса, а отнюдь не на партийной сходке. – Какой я тебе барин! Товарищ, а не барин. За рабочее дело бьёмся, а ты – «золотой»!
– Зубы не заговаривай, барин, – не смутился Пахомыч. – Уговор был на золотой империал, пятнадцать рубликов. Вот и давай. Ассигнациями не беру.
– Держи, – нехотя сказал главный. – Ну, чего встали? Поднимайте решётку. А ты куда, Пахомыч? Не-ет, с нами останешься.
– Не было такого уговора! – взъерепенился невидимый слесарь.
– А теперь есть. Ну, пошли. Ящики берите, да осторожнее!..
Ирина Ивановна крепко-крепко зажмурилась. Надвинула пониже капюшон суконного башлыка. Хоть и лето, а пригодился вот…
Шаги. Совсем рядом. И…
Сухой щелчок почти утонул в шарканье многочисленных ног. Магниевая вспышка озарила подземелье нестерпимо-ярким светом, ударила по глазам, даже сквозь плотно сжатые веки и тень от опущенного капюшона.
И сразу же – выстрел.
Ирина Ивановна открыла глаза. Револьвер в её руке содрогнулся, изрыгая огонь, и она знала, что не промахнётся.
В подземелье мгновенно воцарился ад.
– Всем лежать! – загремел Две Мишени. – Ни с ме…
Кто-то из «тоннельщиков», наполовину ослепший от ярчайшей вспышки магния, всё-таки сумел извлечь револьвер и пальнуть в ответ, в темноту, наугад, пуля вжикнула по кирпичу.