Провал.
Следующее, что я слышу, — тихий голос Шефа. Вода все еще касается моего тела, но она уже порядком нагрелась и не приносит того облегчения. Тихо мычу, пытаясь привлечь к себе внимание, и Шеф поспешно сворачивает разговор. Он наклоняется ко мне:
— Ты слышишь меня?
Я пытаюсь кивнуть, но затылок отдается адской болью.
— Открой глаза, если слышишь меня, нам надо выбираться из этого.
Осторожно приоткрываю веки. Самую чуточку. Шеф предусмотрительно выключил свет в ванной и поставил пару толстых свечек. Мне хочется смеяться от иронии ситуации: свечи, ванна, мужчина и женщина! Больной оборотень и… черт-те кто.
— Черна, я говорил с Борменталем. Когда ты последний раз превращалась?
Вот он, вопрос, на который мне совсем не хочется отвечать. Совсем.
С трудом разлепить потрескавшиеся губы. На трещинках выступает кровь.
— Не помню.
— Точнее?
— Пару месяцев назад?
— А по-моему, еще раньше, — пауза. Я смотрю на него и вижу складку между русых бровей. Кажется, он и правда озабочен. Надо же. — У тебя ломка. Тебе надо превратиться. Почему ты этого не делаешь?
Вот оно. Точка невозврата.
Я прикрываю глаза, потому что мне не хочется видеть выражение его глаз в тот момент, когда я произнесу ответ. Я глубоко вздыхаю, и вода надо мной колышется — забавно, я только сейчас понимаю, что все это время Шеф одной рукой прижимает меня к дну ванны. Точно, полые кости… Почему-то эта картина, которая отпечатывается в мозгу до того, как я закрываю глаза — рука Шефа в белоснежной рубашке, удерживающая меня под водой, этот намокший рукав, который он даже не завернул, — все это навевает на меня странное ощущение покоя, и я наконец произношу, еле слышно, ободранным горлом:
— Я не могу.
Когда я вновь прихожу в себя, мир кажется уже не таким ужасным местом. Голова болит, и тело ломит, но не так сильно, как раньше. Я лежу на прохладных простынях, и меня сковывает такая слабость, что я не могу пошевелить даже рукой.
Воспоминание о признании наваливается свинцовой плитой, и на глазах выступают слезы. Теперь для меня все кончено — кому нужен оборотень, который не может обернуться?
— Знаешь, мне начинает казаться, что ты слишком часто плачешь в моей постели — какая-то неприятная привычка, — он садится на край рядом со мной и смотрит долгим внимательным взглядом. Я не отвожу глаз, но сил хватает только на то, чтобы чуть повернуть голову. — Ты думаешь о том, что с тобой будет?
Я осторожно киваю, все еще помня про адскую боль в затылке.