Двери в полночь

— Ну, если ты так и не превратишься, то скорее всего просто сойдешь с ума, — его голос так спокоен, что это почти бесит. Спокоен как всегда, когда он говорит с кем-то и объясняет неприятные вещи. Там, в ванной, удерживая меня под водой, он был совсем не таким. — Причем в крайне неприятной для тебя обстановке. Ты знаешь, что оборотни могут выдерживать температуру до сорока пяти градусов? Ну так вот, твое тело может разогнаться до пятидесяти, а то и больше. У тебя просто вскипит мозг. Не смотри на меня так, мне надо, чтобы ты поняла всю серьезность ситуации.

Я внезапно всхлипываю.

— А вот плакать не надо. Хотя, может быть, и надо — я не знаю точно, что спровоцирует твое превращение. Черна, — он наклоняется ко мне, сверля взглядом, — ты только не думай, что ты первый оборотень, у которого проблемы, ладно? Мы тебя превратим.

Во мне зарождается крохотный огонек надежды. Я готова на что угодно. Все равно вряд ли будет хуже того, через что я уже прошла.

— Правда? — Я чуточку улыбаюсь.

Шеф тоже чуть улыбается, и напряжение спадает.

— Времени у нас мало. Борменталь сбил тебе кое-как температуру, когда она перевалила за 42 градуса, но ты понимаешь… — Он серьезнеет, и складка возвращается на свое уже привычное место меж идеальных бровей. — Я не знаю, что сможет заставить тебя превратиться. Но мы найдем. Ты превращалась с похорон?

Я невольно отвожу взгляд, как будто сделала что-то плохое:

— Нет. Пыталась, но не получалось. Ты говорил, что оборотнями движет ярость, но ее во мне больше нет. Все тонет в…

— Грусти?

Осторожно киваю.

Шеф молчит. Он прикусывает губу, и это мимолетное движение кажется настолько человеческим, настолько непохожим на него, что меня вдруг пробирает смех.

Голова начинает кружиться, и я проваливаюсь в сон. Последнее, что я чувствую, — его руку, легко гладящую меня по волосам.

Дождь снаружи лил с такой силой, что это было слышно даже через наушники с орущим в них роком. Кое-как поднявшись с постели, я проковыляла к открытому окну и опустилась на подоконник, прижавшись лбом к холодному стеклу.

— Зачем ты встала? — Из темного угла появился Шеф в своей неизменной чуть светящейся в темноте белой рубашке.

— Ты хоть иногда спишь? — Я смотрела на ночной город, следя, как крупные капли летят вниз.

— Я уже достаточно выспался за свою жизнь, — он подошел ко мне и положил прохладные руки на плечи. — Пока ты болеешь, я вполне могу покараулить.

Я молча накрыла его руку своей, не отрывая взгляда от улицы. Я так и не могу превратиться, и температуру уже не удается сбить.

— Я умру?

Он вздохнул за моей спиной и уткнулся мне в макушку подбородком: