– Только успокоительное.
– Ты снова куришь эти чертовы сигареты? – спросил он.
– Ты снова читаешь мне нотации? – ответил я вопросом на вопрос.
– Не буду спрашивать, как все прошло. Это самый дурацкий вопрос, какой только можно задать, если речь идет о похоронах.
– Это точно. Но прошло хорошо, если так можно говорить о похоронах.
– Я слышал про Кэт, – сказал он. – Прими мои соболезнования. Ужасная история.
– Ну, хотя бы в этот раз мое имя не появляется на страницах желтых газет в контексте очередного романа. – Я пригладил волосы ладонью и вздохнул. – Ума не приложу, что происходит. Такое впечатление, будто кто-то наверху решил, что на меня должны свалиться все беды этого мира.
– Не думай об этом слишком много, – посоветовал он. – Вот увидишь – через несколько дней все наладится. Знаешь, что? Я сделаю тебе сюрприз. Но только с одним условием: если ты постараешься придать своему лицу более жизнерадостное выражение. Кстати, я тут читал новости. Ты помнишь Уильяма Барта?
– Конечно. Истеричный компаньон Изольды. Я слышал, у него новый бизнес?
– Уже нет. Он мертв. Его убили в собственной квартире.
– Это уже тянет на тенденцию.
– Ты прав. Хотя бы потому, что сценарий убийства повторяет сценарий убийства Кэт. Один в один. Выглядит так, будто он повесился, но нет ни веревки, ни чего-либо, куда бы можно было эту веревку повесть. Тело не перемещали – он умер, сидя в кресле. А повеситься, сидя в кресле, довольно-таки проблематично. Полиция Треверберга в растерянности, а они раскрывали и не такие дела.
– Чертовщина какая-то, – сделал вывод я.
– Это уж точно. Либо таинственный убийца действует так ловко, что не оставляет следов, либо… не знаю. Мистика какая-то.
– В любом случае, это не по моей части. – Я поднялся. – Поздороваюсь с Колетт.
В глубине души я надеялся, что посетителей сегодня будет немного, но, как и следовало ожидать, закон подлости сработал безошибочно. Адам с довольной улыбкой таскал меня за собой из одной части клуба в другую, ни на секунду не закрывая рта и рассказывая гостям о том, чем мы можем их порадовать. Я думал о том, что его болтовня раздражает меня, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы сказать колкость. В течение трех месяцев после того, как я вернулся из затянувшегося отпуска по ту сторону океана, мне пришлось жить у него, потому что я продал свою старую квартиру, а новую купить не успел, и мне казалось, что своей любовью поговорить он сведет меня с ума. За полгода жизни в одиночестве я успел отвыкнуть от соседей.
– … а это доктор Вивиан Мори, Элеонора. Компаньон господина Фельдмана.
Спутница Патрика Мейсона, темноволосая женщина с лицом уставшей от жизни аристократки, улыбнулась мне и сделала лишенный изящества книксен.
– Очень приятно, доктор.
– Очень приятно, Элеонора, – ответил я и поцеловал ей руку, хотя книксен отбил у меня охоту обмениваться светскими знаками любезности.