«Ночь, когда она умерла»

Я занял один из стульев.

– Она давно не была у нас. У нее все хорошо?

Колетт чиркнула длинной спичкой и поднесла огонек к кубику сахара.

– Пишет. Ты ведь знаешь, когда она работает, то не видит никого и ничего.

– Когда она планирует закончить следующий роман?

– Думаю, через месяц она закончит черновик, потом все зависит от издательства. А пока мне нужно приносить ей кофе и напоминать, что она должна пообедать. Для чего же еще нужны сестры?

Когда таинство превращения зеленой жидкости было завершено, Колетт подала мне один из стаканов.

– За что выпьем? – спросила она, поднимая стакан.

– За то, чтобы в жизни были поменьше бреда.

– Отличный тост для абсента.

Мы выпили, и Колетт снова взяла бутылку.

– Еще по одной? – спросила она, глянув на меня.

– Ты спрашиваешь у меня как у руководителя или как у друга?

– Как у друга-руководителя. Я выпила сто литров абсента, пока жила и работала в Амстердаме, и после нескольких бокалов твердо стояла на ногах и отлично танцевала. Кстати, о танцах. Знакомься. Это Нура. Твой сюрприз. Дорогая, это Вивиан. Я тебе о нем рассказывала.

Разглядывая подошедшую к нашему столику Нуру, я думал о восточных красавицах в паранджах и исполнительницах танца живота, которых видел в период путешествий по Саудовской Аравии. Может, с определением ее родины я и ошибся, но с родом занятий почти стопроцентно угадал – осанку танцовщицы я после десяти лет занятий танцами замечал невооруженным глазом. На Нуре было длинное вечернее платье, перчатки чуть выше локтя и манто, небрежно накинутое на плечи. Она изучала меня темными – под стать своей восточной внешности – глазами и улыбалась. И что-то в ее глазах заставляло меня думать о том, что я оценю сюрприз по достоинству.

– Надеюсь, ты рассказывала только хорошее? – заговорил я.

– Плохое обычно не рассказывают, а демонстрируют. – Колетт поднялась и положила руку Нуре на плечо, приглашая присесть, а потом снова обратилась ко мне: – Нура – моя подруга. Мы вместе работали в Амстердаме.

Я предложил Нуре абсент, и она согласилась. В последний раз я готовил его довольно давно, но руки быстро вспомнили нужный навык.

– Я посмотрел на вас и подумал, что вы родились в Саудовской Аравии.

Нура наблюдала за тем, как плавится сахар.

– Вы почти угадали, – сказала она. – Я родилась в Сирии. Но это было давно. Я росла во Франции, получила образование во Франции… я европейская женщина.

Я поднял глаза и спросил по-французски:

– Так вы, можно сказать, француженка?

Нура кивнула.

– Я жила во Франции до тех пор, пока мне захотелось свободы. Выпьем на брудершафт, доктор?

Было странно пить абсент на брудершафт, а поцелуй наш по продолжительности и откровенности нарушал все правила первого знакомства, но мы сделали вид, что это в порядке вещей. После очередного стакана абсента и беседы на отвлеченные темы я предложил Нуре кофе. Она извиняющимся тоном сказала, что кофе не пьет, так как это вредно для фигуры, а фигура – ее рабочий инструмент (она на самом деле оказалась танцовщицей). Но от опиума она не отказалась. Уже через пять минут мы поочередно грели тонкую трубку над лампой и делали по нескольку затяжек.