— Что?
— Ты шлюха Рифкина, — зарычал он. — Или Токоматсу. Мне все равно чья, я не собираюсь наживать из–за тебя проблемы.
Хармони рассмеялась. Флаконы у нее на шее зазвенели, и Санни этот звон почему–то показался криками.
— Мы с тобой не такие уж разные, — сказала она.
Санни помотал головой, пытаясь сфокусировать взгляд. Номо обвис на переднем сиденье, как марионетка с перерезанными ниточками. Черные стены салона сжимались, сжимались, давили на Санни кожей и хромом.
— Ты ничего… обо мне не знаешь! — прошипел он.
— Я знаю, что ты пахнешь водочным заводом, а не мужчиной, — ответила Хармони. — Но только запах крови делает тебя тем, кто ты есть.
— Заткнись.
— Я знаю, что иногда ты жалеешь, что тот парень из Нью–Йорка не убил тебя вместо того, чтобы ты превращался в ту развалину, что я вижу перед собой.
Пальцы Хармони извлекали хрустальные ноты из флаконов, и каждый звук только добавлял боли в его желудке.
— Ты пьешь, чтобы убить отчаяние , но не выходит, — продолжала она. — Ты был когда–то выше других. В твоих руках были сила и власть, которые ставили тебя выше всех остальных. А потом мир перевернулся и ты остался на ринге истекать кровью. Полуслепой, слишком старый и слишком глупый, чтобы подняться.
— Прекрати.
Хармони наклонилась к нему и ткнула пальцем в его колено.
— Я могу все это изменить. Я могу забрать тебя в место, где мертвые танцуют на полях кровавых фиалок. Туда, где воздух черен от силы, а земля засеяна пеплом.
Санни покачал головой. Не помогло: он снова стоял на ринге и видел, как течет его кровь.
— Я… я не хочу видеть, — прошептал он.
— Но придется, — ответила Хармони. — Ты знаешь это не хуже меня.
В ее глазах Санни увидел свое отражение: крылатый призрак, темный Икар, парил над призраком мира. А затем его крылья вспыхнули, и он рухнул, сгорая в атмосфере, все ниже и ниже, поддаваясь притяжению… ее глаз.
— Пойдем.
Ему больше нечего было терять.