Язык шипов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты – мой возлюбленный?

– Да.

– Ты – мой?

– Милая Клара, – молвил щелкунчик, высокий и стройный красавец. Уродливые деревянные челюсти преображались в безупречную линию человеческого рта. – Ну, конечно, я только твой.

Он протягивал ей руку и – фьюить! – они вылетали через чердачное окно в холодное ночное небо. Сидя позади жениха на великолепном белом коне, Клара крепко держалась за талию щелкунчика и визжала от восторга, рассекая облака и уносясь вдаль.

Как называется то место, куда он ее привозил, девушка не знала. Волшебная страна? Царство грез? Когда она была ребенком, тут все выглядело иначе. Тогда они плыли на сахарной лодочке по сиропной реке. Клара шагала по марципановой мостовой мимо пряничных домиков и мармеладных дворцов. Дети танцевали для них и радостно встречали щелкунчика как своего принца. Во дворце они садились на диван из желейных подушечек, и королева-мать называла Клару спасительницей.

Теперь все это куда-то исчезло, уступив место густым зеленым лесам и сверкающим рекам. Теплый, шелковый воздух ласкал кожу, как в тех далеких странах, о которых Клара читала в книгах, – землях вечного лета, где солнце светит круглый год и благодатный бриз напитан душистым ароматом флердоранжа. Белый конь всякий раз переносил Клару и принца в новое место: то в обширную долину – на пастбище диких лошадей с гривами цвета тумана; то на берег серебристого озера размером с целое море, где хозяйничали свирепые пираты, у которых вместо зубов вставлены драгоценные камни; то во дворец со стенами из колючего шиповника и башнями из дельфиниума, возвышавшимися над рощей, где стаями порхали бабочки, чьи крылья звенели, будто колокольчики. Бледно-зеленая кожа королевы той страны была усыпана каплями росы, точно веснушками, а корона росла прямо из головы, подобно рогам оленя, и витые отростки переливались сиянием перламутра. Когда королева коснулась губами губ Клары, за спиной девушки развернулись два тонких крыла. Весь день Клара летала, словно малютка-колибри, взмывала в небо и бросалась вниз, прерывая полеты лишь для того, чтобы утолить жажду медовым вином и позволить королеве вплести ей в волосы побеги морозника.

Но и этого Кларе было мало. Любит ли ее принц? Любит? Почему в конце каждого волшебного путешествия он возвращает ее домой? Это несправедливо – показать, что такой чудесный мир существует, а потом жестоко вырвать из чуда. Если бы он любил ее так же сильно, как она – его, то обязательно позволил бы остаться. Каждый раз Клара надеялась, что мать принца встретит ее не как гостью, но как дочь, и что, открыв новую дверь, она окажется в будуаре невесты.

А вместо этого звучал обеденный гонг, с лестницы доносился топот Фредерика, либо Клару звала мать, и девушка возвращалась по звездному небу на холодный, унылый чердак. Руки и ноги затекали от долгого лежания на полу, в бок утыкалась деревянная кукла, бездушная и уродливая, с остатками ореховой скорлупы, застрявшей в челюстях.

Клара ставила щелкунчика на место в шкаф и возвращалась к родителям. Она пыталась улыбаться серой действительности, хотя щеки девушки все еще хранили тепло южного солнца, а во рту ощущалась сладость медового вина.

* * *

А щелкунчик ни в чем не был уверен, и порой это его пугало. Воспоминания сливались в одну круговерть. Он помнил, что сражался в бою – много раз – и бился доблестно. Разве не для этого он создан? Не зря ведь его вооружили штыком.

Он воевал ради нее. Но где она теперь? Где Клара? Та девушка с сияющим взором и нежными руками? Они вместе выстояли против Крысиного короля, они победили. Она обернула его своим платком, и его кровь пропитала белые кружева. Клара. Почему ее имя он помнит, а свое – нет?

Он бился храбро. По крайней мере, он сам так думал. Подробности ускользали из памяти – крики, кровь, крысиный писк, голые розовые хвосты и желтые кинжалы зубов, окровавленные пасти. Как зловеще блестели эти зубы в золотистом свете! Это было на рассвете или на закате? Ему запомнился запах сосен.

Сейчас он в казарме. Глядя сквозь толстое стекло, прищурился. Но и вид из окна сбивал с толку. Он видел длинный стол, накрытый для праздничного пира, засахаренные фрукты, сосновые ветви на каминной полке. Однако все казалось слишком большим, даже огромным, словно он смотрел через кривую линзу.

Он пересчитал медные пуговицы на щегольском синем мундире. В чьей армии носят такую форму? Где его родина? Кто стер пороховую пыль с его сапог?

А был ли бой, или это ему только приснилось? Другие воспоминания сохранились лучше. Он был принцем, ее принцем. Она так говорила. А он лишь хотел показывать ей чудеса и красоты своей страны, путешествовать к бескрайним горизонтам. И все-таки почему он не ощущал удовлетворения, возвращаясь во дворец, в котором, судя по всему, вырос? Почему видел все будто впервые, совсем как она?

Все было не так, как прежде. Узкие улочки, обрамленные заснеженными домиками, сменились широкими бульварами, вдоль которых тянулись роскошные особняки с золочеными крышами. Раньше Клара приходила в восторг, когда он дарил ей сладости – нугу или взбитые сливки, – теперь предпочитала другие подарки: платья и драгоценности. Он понятия не имел, как узнал об этом.

Он смотрел на сидящих за столом. Все они казались гигантами, но среди них была и Клара – та, которую он держал в объятьях. Порой взгляд девушки падал на него, и тогда он пытался позвать ее, но голоса не было, а руки и ноги не двигались. Наверное, его ранило.

Он наблюдал, как она ужинает и разговаривает с… – вспомнилось не сразу – Фредериком, своим братом. Генерал Фредерик отличался храбростью, а иногда и безрассудством, однако щелкунчик выполнял все боевые приказы командира. За столом было еще одно знакомое лицо – длинноволосый мужчина с бледно-голубыми глазами, рассматривавший Клару так, будто она – механизм, который нужно разобрать и собрать снова. Я знаю его имя. Дрёссен. Но сейчас щелкунчик не мог думать, не мог припомнить больше. Этот человек не походил на солдата, хотя имел офицерскую выправку.

Сквозь ватные мысли пробилось воспоминание. Он лежал на спине и глядел на полки, заставленные часами, набитые безвольно повисшими марионетками. Он чувствовал запах краски, лака и свежей стружки. Дрёссен склонился над ним – огромный человек с огромными холодными глазами. Видимо, я был ранен в бою. Значит, Дрёссен – военный хирург, заключил щелкунчик. И все же что-то было не так.