Язык шипов

Дрёссен расхохотался.

– А у тебя, оказывается, талант к выдумкам.

– Ты – мой отец, – сказал щелкунчик.

– Я – твой создатель! – рявкнул часовщик.

– Ты вдохнул в меня жизнь, и сердце твое переполняла любовь ко мне.

Качая головой, Дрёссен начал отступать.

– Я вложил в тебя свое мастерство. Свою решимость.

Щелкунчик неумолимо надвигался на него.

– Ты дал мне свои глаза.

– Лжешь!

– Ты вручал меня Кларе, чтобы по ее воле я превращался в принца из волшебной сказки, отдавал Фредерику, чтобы я изучал военное дело.

– Ты был моим связным! – простонал часовщик. – Моим шпионом, и только! – Голос его казался до странности слабым. Он пошатнулся, как будто ноги ему не повиновались.

– Ты мечтал о сыне, – все настойчивее продолжал щелкунчик. – Не о неуклюжем заводном механизме, а о ребенке из плоти и крови, способном впитывать знания, о мальчугане, у которого были бы свои мечты и стремления.

Дрёссен сдавленно крикнул и с деревянным стуком повалился на пол. Руки и ноги у него застыли, словно окоченелые, губы были растянуты в зверином оскале, язык во рту дергался.

– Ты хотел одного: чтобы твой сын жил, – промолвил молодой человек, наклоняясь над съежившейся куклой. – Ради этого ты был готов пожертвовать собственной жизнью.

Он взял Дрёссена на руки, нежно прижал к груди и покачал, точно младенца.

– Вот как ты любил меня, отец. – Щелкунчик открыл дверцу шкафа и посадил очаровательную куклу со светло-голубыми глазами на полку. – Так сильно, что отдал свою жизнь за мою.

* * *

Молодой человек бесшумно покинул дом через парадную дверь и зашагал по дороге на восток, навстречу встающему в сером небе солнцу.

Поначалу тишина, воцарившаяся в мыслях, заставила его испытать чувство одиночества. Сердце, которое стучало быстро и ровно, напомнило о себе отголосками боли – тоски по Кларе и Фредерику. Потом это прошло. Свободный, никем не замеченный, он сделал первые шаги по заснеженной тропинке. Он снова стал безымянным; некому было двигать его руками и ногами, направлять в ту или иную сторону. Отныне только он сам определял, куда ему идти.

Все обитатели дома у озера – Зельверхаусы, гости, прислуга – продолжали мирно спать. Был уже почти полдень, когда они вылезли из своих постелей, еще не вполне стряхнув с себя пелену странных снов, что снились им в эту ночь. Тогда-то и обнаружилось, что входная дверь открыта и внутрь намело снега. Две цепочки шагов вели к дороге.