– А я доделал копье! – закричал Пит, стараясь произносить слова недавно освоенной речи так, как учила Ро, и показал работу отцу.
У него получилось хорошее копье. Шебат помогал с обвязкой наконечника и заверил, что все сделано просто замечательно. Ни один человек не знал об оружии больше, чем Шебат. Разве что сам Создатель, который обо всем знает больше любого человека. Поэтому, если знаток оружия Шебат сказал, что копье удалось, значит, так оно и есть.
– Хорошее, – кивнул отец Пита, а сам даже не взглянул.
Он шагал очень быстро, шлепая босыми ногами мимо старинных бронзовых листов, и при этом хмурился. Пит подумал – может, он что-то сделал не так? Может, отец считает, что новое имя для него все еще непривычно? Он чувствовал вину и стыд, волновался, что совершил проступок, даже не догадываясь об этом.
– Что я натворил? – спросил он, стараясь не отставать, и сам не заметил, как перешел на прежнюю речь.
Отец заставил его умолкнуть суровым взглядом. Казалось, он сердится уже очень давно.
– Кто такой Лэмб?
Пит моргнул. Он ожидал чего угодно, но только не этого вопроса.
– Лэмб – мой отец, – ответил он, не раздумывая, а потом исправился: – Был моим отцом. Наверное… Шай говорила, что он мне не отец. – Возможно, ни один из этих двоих не был его отцом. А может, оба. Но мысли о Шай заставили его вспомнить ферму и не самые лучшие мгновения жизни. Как Галли приказал им убегать, как они пересекали равнины, а за ними и горы. Хохот Кантлисса. Он опять подумал, что в чем-то провинился, и расплакался. Ему стало стыдно слез, но от этого он плакал еще больше. И попросил: – Не отдавай меня обратно.
– Нет! – воскликнул отец Пита. – Ни за что! – На его лице отразилась боль. Все-таки именно он был настоящим отцом мальчика. – Только смерть разлучит нас. Понимаешь?
Пит не понял ничегошеньки, но на всякий случай кивнул, теперь плача от облегчения – все будет хорошо. Отец улыбнулся, опустился рядом с ним на колени и погладил по голове.
– Прости меня. – И Ваердинур в самом деле сожалел целиком и полностью. Он заговорил на языке «чужаков», потому что знал – так мальчику легче его понять. – Ты сделал самое лучшее копье, и ты – самый лучший сын. – Он погладил бритую голову Пита. – Мы с тобой пойдем на охоту, и очень скоро. Но сейчас у меня есть дела, которые я должен закончить прежде всего, поскольку весь Народ Дракона – моя семья. Ты можешь пока поиграть с сестрой, а потом я тебя позову.
Мальчик кивнул, стряхивая слезы с глаз. Он легко плакал, и это прекрасно. Создатель говорил, что непосредственность в чувствах – божественный знак.
– Вот и хорошо. И… не рассказывай ей о нашем разговоре.
Когда Ваердинур входил в Длинный Дом, то вновь хмурился. Шестеро из Совета сидели нагишом на отполированных камнях вокруг очага, трудноразличимые в жарком полумраке, окутанные паром, и слушали, как Уто поет строки из учения отца Создателя, могучего Эуза, который разделил миры и создал первые законы. Ее голос дрогнул, когда вождь оказался в доме.
– У озера Поиска были чужаки, – проворчал он, сбрасывая одежду, не заботясь о том, что наплевал на надлежащие приветствия.
Остальные глядели, потрясенные до глубины души.
– Точно? Ты уверен? – каркнул Алстэл хриплым от Пара Прозрения голосом.
– Я говорил с ними! Скарлаер!
Поднялся молодой охотник. Высокий, сильный, исполненный горячности и рвения. Иногда он напоминал Ваердинуру его самого в молодые годы. Как будто ты вглядываешься в зеркало Иувина, о котором рассказывали, будто оно показывает прошлое.