Красная страна

– Я этому не рада.

– Не нужно, чтобы ты радовалась. Нужно исполнять решение. Приготовь оружие, – Ваердинур опустил ладонь на плечо Шебата.

Шебат неторопливо кивнул, неторопливо поднялся, неторопливо оделся. Пора его молодости миновала, и ему требовалось больше времени на все, особенно в тех случаях, когда сердце не лежало к исполнению приказа. Смерть сидела слишком близко от него, и он знал ее слишком хорошо, чтобы стремиться познакомить с нею других.

Покинув парилку, он ступил под сводчатый проход, когда прозвучал пронзительный и тревожный звук рожка: «К оружию, к оружию!» Молодежь бросала все дела и выбегала в ночь, собираясь в поход, целуя на прощание родных и близких. Их было не больше шестидесяти, за исключением стариков и детей. Таких же дряхлых, бесполезных и сидящих рядом со смертью, как и он.

Шебат прошел мимо Сердцедрева, ласково похлопав его. Надо бы с ним еще поработать. Поэтому он вынул нож, внимательно присмотрелся и снял тоненькую стружку. Это сегодняшнее изменение. Завтра, возможно, будет другое. Он задумался, сколько людей трудилось здесь до него и сколько будет работать после его смерти.

Он ушел в подгорный мрак. Тяжесть скал давила на плечи, дрожали огоньки масляных ламп, бросая отсветы на заветы Создателя, высеченные на трижды благословенном металле и установленные на камнях. Шебат ковылял, подволакивая больную ногу, в оружейный зал, и эхо его шагов звучало в тишине. Старая рана. Старая рана из тех, что не заживают никогда. Слава победителя живет краткий миг, а раны остаются до конца. Хотя он любил оружие – ведь Создатель учил почитать металл и искусно сделанные вещи, но выдавал его без особой радости.

– Поскольку Создатель, кроме того, учил, что каждый нанесенный удар – это твой проигрыш, – мягко протянул он, доставая мечи по одному со стоек и лаская клинки кончиками пальцев. – Победа – в протянутой руке, в доброжелательной беседе, в искреннем подарке.

Шебат вглядывался в лица молодых, которые с горячностью и нетерпением принимали из его рук орудия убийства, и опасался, что они хотя и слышали его слова, но суть не уловили.

Уто пришла последней, как и положено вождю. Шебат все еще полагал, что она должна стать Десницей, но в тяжелые дни редко пользуются благосклонностью люди милосердные. Он вручил ей последний меч.

– Я приберег его для тебя. Сделал собственноручно в те годы, когда был молод и не ведал сомнений. Моя лучшая работа. Иногда металл… – Он потер пальцы, подыскивая подходящее слово. – Отзывается правильно.

– Ты думаешь, у нас получится правильно? – печально улыбнулась она, принимая меч.

– Будем надеяться.

– Я боюсь, что мы заблудились. Было время, когда я чувствовала, уверенно вижу цель. Оставалось лишь идти вперед и прийти. Теперь я погрязла в сомнениях и не вижу способа выпутаться.

– Ваердинур стремится к тому, что является для нас наилучшим… – сказал Шебат, задаваясь при этом вопросом: верит ли он сам в эти слова или попросту пытается себя убедить?

– Все мы к этому стремимся. Но мы расходимся во мнениях – что будет лучше и в путях, какими этого можно достичь. Ваердинур – хороший человек, сильный, любящий и, несомненно, достоин восхищения.

– Ты говоришь так, будто это – плохо.

– Это заставляет нас соглашаться с ним, не раздумывая. А несмелые возражения тонут во всеобщем шуме. Ваердинур полон огня. Он горит стремлением разбудить Дракона. Сделать мир прежним.

– А разве это плохо?

– Нет. Но мир не может стать прежним. – Уто подняла меч, и свет, отражающийся от клинка, озарил ее лицо. – Я боюсь.

– Ты? Не может быть!