– Если Кальдер сюда заявится, мы окажемся в меньшинстве.
– Не если, а
– Хорошо, хорошо! – огрызнулась Рикке, наступая на тяжелый от грязи подол своего плаща и неловко подтягивая его к коленям. – Может, я и действительно малость погорячилась. Но мы ведь как-то справлялись до того, как он появился, а, Изерн?
Та поглядела на нее, приподняв бровь. Желвак на ее скуле двигался: она жевала катышек чагги.
– В смысле, когда мы спасали свои жизни, прячась от погони в промерзших лесах? Ты это имеешь в виду?
– Вообще-то я скорее думала о том, что было потом.
– Когда мы притащили тебя в холмы, полумертвую и абсолютно спятившую, и ведьма с расколотым черепом тыкала в тебя иголками с краской?
– А, у тебя снова настроение поспорить! – буркнула Рикке.
– Это у
Она испустила протяжный вздох и добавила, сердито выпятив подбородок:
– И все мои усилия будут потрачены впустую.
Рикке стояла под усиливающимся дождем, глядя, как горянка сердито вышагивает прочь. Ей ужасно хотелось ответить какой-нибудь колкостью на прощание, но стрел в колчане больше не оставалось. Она глянула вверх, на Трясучку: тот хмуро разглядывал ее. Его седые волосы потемнели от дождя.
– Я так понимаю, ты с ней согласен?
Настоящий глаз Трясучки выдавал не больше эмоций, чем металлический.
– Во всяком случае, мне нечего возразить.
Зашипев от негодования, Рикке нырнула в дверь и зашлепала мокрыми ногами по каменным плитам.
– Вот, держи, – сказала Корлет, протягивая ей катышек чагги.
– Приятно, что я еще хоть на
Рикке засунула катышек за губу и растворила двери в замок Скарлинга.
…Стур был теперь чистым, его ушибы и ссадины большей частью зажили – хотя ноги, конечно, никогда не станут прежними. Он больше не умолял. Он вообще больше не говорил. Просто сидел, ухватившись белой рукой за черные прутья и выжидая. Рикке чувствовала на себе взгляд его блестящих, влажных глаз, следивших за каждым ее движением, и волоски у нее на загривке вставали дыбом.