Мудрость толпы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Благотворительность в промышленных масштабах, – пробормотал Валлимир. – Вы никогда не останавливались на полумерах.

– Нет. Я собираюсь организовать подобную же операцию с другой стороны реки, а здесь мне нужно передать управление в надежные руки.

– В мои?

– Если вырезание игрушек не отнимает у вас все время. Уверена, что смогла бы найти применение и талантам вашей жены. Дом моих родителей в настоящий момент полон детей-сирот. Работы там непочатый край…

Она не договорила, и воцарилось неловкое молчание. Валлимир разглядывал ее с немалой долей подозрительности.

– Я читал тот памфлет, знаете ли.

Памфлеты, циркулировавшие при старом режиме, были достаточно плохи. Некоторые из тех, что циркулировали сейчас, выходили далеко за пределы клеветы, углубляясь в царство омерзительных фантазий.

– Даже боюсь спросить который, – сказала Савин, которая уже начинала подмерзать.

Валлимир вытащил смятый, выцветший листок бумаги. «Любимица трущоб». А вот и гравюра: Савин дан Брок с сияющей улыбкой раздает монеты голодающим, в то время как дети-сироты цепляются за ее юбки. При виде этой картинки Савин почувствовала легкую тошноту.

– И что вы о нем подумали?

– Я не мог избежать заключения, что вы – проклятая лгунья.

Савин криво улыбнулась:

– У меня и в мыслях нет это отрицать.

– В таком случае я не могу не спросить… в чем идея? – Еще бы, его вполне можно понять, учитывая, что он знал Савин до Стоффенбека; даже до Вальбека. Трудно поверить, что это было всего лишь полтора года назад. Савин дан Глокта казалась ей сейчас давней знакомой, которую она едва могла вспомнить, и то без особенно теплых чувств. – Где-то во всем этом запрятана какая-то выгода?

Савин вспомнила, как Зури качала головой, разглядывая цифры в бухгалтерской книге.

– Не в финансовом плане, разумеется.

– В таком случае что? Репутация? Популярность?

– Всем нам не помешала бы капелька доброй репутации в эти смутные времена, но подозреваю, что я могла бы отполировать свой имидж и за малую толику того, что я здесь трачу.

– Тогда зачем… – Валлимир махнул рукой в направлении женщины с мешком угля, которая, переваливаясь, выходила из ворот склада; ее выпирающий живот был заметен даже сквозь массу одежды. Трое детей мал мала меньше, так же переваливаясь, шли за ней, словно утята за своей матерью, самый последний держал в розовой ручонке буханку хлеба, по его лицу стекали две блестящие дорожки соплей, – …все это?

Действительно, зачем? Савин глубоко набрала холодного – почти до боли – воздуха и поглядела на языки пламени, пляшущего в жаровне.