Мудрость толпы

Судья сказала это с улыбкой, так что Лео принял это за шутку и даже сумел сам выдавить кислую ухмылку.

– Вы, конечно, шутите.

– Еще чего! – прошипела она, оскалив зубы. – Я хочу, чтобы вы дали слово: если я отправлю под суд вашу жену, вы не станете мне препятствовать. Пускай она отречется от своего отца, расскажет нам, где его можно найти, – и тогда, думаю, суд сможет найти в себе к ней толику милосердия. Ну, что скажете, а? А? А?

Лео сглотнул. Его сердце билось очень громко. Он поглядел на Броуда, но его линзы как раз поймали луч света от окна и сверкнули белым огнем, так что Лео не смог разглядеть его глаз. В его лице, покрытом густой щетиной, было что-то мертвое. Засохшие корки на татуированных костяшках. Цепочка синяков с одной стороны шеи. Броуд поднял свою бутылку и отхлебнул.

– Лео… – услышал он шепот Гловарда и поднял руку, веля ему замолчать.

И года не прошло, если в такое можно поверить, с тех пор, как он представил Савин населению Инглии, слушал их ликующие крики на пристани, полный гордости и восхищения. Он припоминал даже, что употребил слово «любовь», хотя сейчас не смог бы объяснить, что имел под этим в виду. Если бы в те дни кто-нибудь угрожал тронуть хоть волосинку на голове его жены, то столкнулся бы с его поспешным и праведным гневом. Но с тех пор произошла Великая Перемена. Перемена во многих вещах. Он больше не мог себе позволить ни поспешности, ни праведности, ни тем более гнева.

– Если против моей жены есть какие-то улики… – Лео выговаривал слова медленно и осторожно, – то пусть ее судит народ. Я согласен на ваши условия.

Последовало долгое, нервное молчание. Потом Судья взорвалась смехом.

– О, Молодой Лев, это просто замечательно! – Она хлопнула себя по татуированной ляжке. – Любовь может свести людей, пока светит солнышко, но она их не свяжет, когда настанут холода. По моему опыту, ненависть лучше. Люди объединяются против общего врага. Тем не менее потом враги оказываются побиты и остаются в прошлом – как ломатели побили короля, как маги побили Канедиаса. И что происходит тогда? Люди уже привыкли к врагам, им нужно еще! Они начинают кидаться друг на дружку.

Какой-то человек забрел к ним из соседней комнаты. Низенький, коренастый. На нем был жилет – и более ничего.

– Что за?.. – пробормотал он, щурясь на свет.

– Надень на себя хоть что-нибудь, животное!

Судья снова перевела взгляд на Лео.

– Любовь и ненависть – это роскошь. Поэты говорят, что это все якобы от сердца, но я говорю: нет. Это ложь, которой мы кормим сами себя. Это выбор, который мы делаем сами. Но вот страх, – она воздела вибрирующий кулак, – это инстинкт! Страх, похоть и голод – они универсальны! Они есть даже у самых примитивных насекомых! Страх сидит у тебя в печенках. В костях. Во всех твоих гребаных дырках! Страх, похоть и голод – вот что связывает нас вместе и держит на верном пути! Людям не нужны любовь и ненависть, Молодой Лев, но они всегда должны бояться. Не забывайте об этом.

Лео подумал над услышанным и кивнул.

– Мудрый совет, – сказал он, и ему даже не пришлось кривить душой. – Итак… – Не без усилия он поднял здоровую ногу, каблуком спихнул с дороги какой-то хлам и водрузил ее на грязный стол рядом с ногой Судьи. – Мне пора надевать мой дорожный сапог?

– Тотчас же, если не раньше, генерал Брок! Молодой Лев снова в седле! – Она вскинула вверх руки, и один из сжигателей возле окна похлопал в ладоши. – Вот ведь парадокс: при власти короля у нас был простолюдин, которого сделали лорд-маршалом, а при власти народа у нас будет лорд-губернатор, сделавшийся простолюдином! Жизнь бывает ужасна, – продолжала она, ткнув большим пальцем в мертвого Иувина. – Но она бывает и прекрасна! – Она показала на Канедиаса и его огненное море. – Вот где настоящая красота, а? Какой размах! Наверняка ваш старый мундир лежит где-нибудь, дожидаясь своего часа. Правда, одну штанину, наверное, придется подшить.

– А представители согласятся на это?

– Я что-то не замечала, чтобы в последнее время мне кто-нибудь возражал. А вы? – Судья дернула головой в сторону человека со сломанным носом. – Искра! Ты отправляешься с ними.

Казалось, тот был так же недоволен этим распоряжением, как и сам Лео, но гораздо хуже сумел скрыть свои чувства.