Вероятнее всего нет, но… но я улыбнулась.
– И что означает эта твоя улыбка? – с плохо скрываемой тревогой, переспросил дракон.
Что ж, я ответила самым неподобающим для леди образом, ведь леди никогда не позволяют себе подобной искренности.
– Адриан, я только что призналась тебе в том, что практически убила герцога Карио. А ту, что стояла во главе заговора обрекла на весьма мучительную участь, исходом которой будет мучительная смерть. Но вместо осуждения, я слышу лишь слова тревоги… Тревоги о моем состоянии. Вы не находите, что это несколько… неправильно?
Спокойный взгляд в ответ и тихое:
– Нет.
– Удивительно, – прошептала я, глядя на этого невероятного мужчину, – для меня это почти невероятно и я с трудом осознаю данный факт, но я могу быть предельно откровенна с вами. Могу честно и открыто признаться в том, что ужасает даже меня саму. И при этом, совершенно не опасаюсь осуждения с вашей стороны, ведь его не последует. Почему так?
Несколько мгновений лорд Арнел молчал, а затем, проникновенно, глядя мне в глаза, сказал:
– Что бы ты ни совершила, и каковы бы ни были твои мотивы… я просто буду рядом, защищая и оберегая тебя.
Удивительное понимание, что каждое из его слов – правда.
– Даже если я выступлю против всего мира? – не ведаю, почему я задала подобный вопрос. Это было чем-то сродни исследовательского исключительно научного интереса.
– Да, – без сомнений, уточнений и вопросов, уверенно ответил лорд Арнел.
Такое простое «Да», за которым скрывалось так много невысказанного. И столь много неправильного, недопустимого, неверного. Но самым неимоверным образом, я смотрела на лорда Арнела, и чувствовала, что могу рассказать ему все. Абсолютно все. Забыв о том, что я примерная дочь, верная ученица и благовоспитанная леди.
И протянув ладонь, я коснулась его руки. Лорд Арнел переплел наши пальцы, так непозволительно-интимно, и в то же время так естественно и непринужденно, так правильно и логично, так… искренне. И если ранее я сомнения в необходимости моей искренности пусть призрачно, но существовали, то сейчас…
Тихие слова, порой заглушаемые свистом ветра снаружи, а порой и треском дров в костре, рождались в самой глубине моей истерзанной сомнениями души, и я чувствовала, что не смогу остановиться, пока не выскажу абсолютно все.
– Я заподозрила неладное, еще в момент обнаружения учетных книг у третьей свахи, миссис Томпсон. Это показалось мне странным – как женщина, пусть и недолюбливающая драконов, могла оказаться причастной к убийствам девушек и женщин в Вестернадане? Являйся миссис Томпсон леди драконьих кровей, я, боюсь, отнеслась бы к данным записям лишь как к свидетельствам ее виновности. Но миссис Томпсон была обычной человеческой женщиной, сомневаюсь, что она могла бы спокойно жить, зная, что пусть и частично, но причастна ко всем этим чудовищным убийствам. А значит у нее имелись совершенно иные мотивы… Так для меня стало очевидным наличие иной группы заговорщиков, не имеющих отношения к планам герцога Карио.
Я взглянула на лорда Арнела, но он молчал, выражая готовность выслушать меня до конца, до тех самых пор, пока я готова говорить. Да, кто мог бы заподозрить подобную чуткость в драконе, бесцеремонно ворвавшемся в мой дом в первый же день моего пребывания в Вестернадане?
– План самого герцога Карио казался очевидным, однако имелись два фактора, заставивших осознать, что несмотря на имеющийся план, сам герцог далеко не в курсе всего происходящего в Городе Драконов. Три дочери, о которых ему было известно, и которые были полностью посвящены в планы отца, пошли по совершенно иному пути. Лаура Энсан преданно воплощала задуманное, но при этом позволила своей сестре Эмбер Энсан не участвовать в убийствах. Для этого Лауре пришлось создать собственного Зверя, и скрыть это от отца, присоединившись к похищению и вывозу детей из Вестернадана. Вот причина ее нападения на миссис Томпсон… Мне бесконечно жаль, что миссис Томпсон все же была убита, да еще и так жестоко.
– Анабель, – мягко произнес лорд Арнел, определенно пытаясь меня успокоить.
Но я не желала успокаиваться, я испытывала лишь одну потребность – выговориться. Разделить свои подозрения, свои рассуждения и свои предположения и свое чувство бесконечной вины за многое, из произошедшего.