Крысолов больше не смотрел в ее сторону, он внимательно слушал щебетание Верочки. Глупец! Верочку не нужно слушать, на Верочку достаточно смотреть. Она хороша особенной, просто чертовской красотой. И она была совершенно права, когда говорила, что не пропадет без наследства Наты. Пока на свете есть вот такие… крысоловы, Верочке нечего бояться. Мысль эта была колкой и неожиданно неприятной. Какое ей дело до Крысолова и Верочки?! У нее есть куда более насущные проблемы. Такие проблемы, о которых никому не расскажешь. Марта попыталась рассказать, но ее не стали слушать.
Ната умерла от остановки сердца, Макс покончил жизнь самоубийством… Злой рок… Может, и злой рок, но на душе неспокойно, а от страшных подозрений останавливается дыхание. Интересно, если бы она рассказала Крысолову то, о чем собиралась, он бы поверил?
Синие глаза в обрамлении угольных ресниц смотрели на нее очень внимательно. И даже не на нее саму, а на что-то поверх ее головы. Верочка продолжала щебетать и хихикать, но Крысолов ее больше не слушал, он словно бы прислушивался к чему-то внутри себя, и взгляд его, еще секунду назад сосредоточенный, сейчас сделался расфокусированным. По спине, перескакивая с одного позвонка на другой, пробежала волна не страха даже, а паники. Что он там видит? На что смотрит таким страшным взглядом?
Словно прочтя ее мысли — а может, и прочтя? — Крысолов встрепенулся, нацепил на нос очки с желтыми стеклами и из интересного молодого человека снова превратился во фрика.
— Что? — спросила Марта одними губами. Не смогла не спросить, так силен был пережитый ужас.
— Ничего. — Он недоуменно пожал плечами, ухмыльнулся своей кривоватой улыбкой, и Марта его почти возненавидела.
— Видишь, Марточка, ты пустое место даже для таких, как наш новый родственник. — Анастасия неспешно облизнула пурпурные губы, и Марта удивилась, что язык у нее самый обыкновенный, а не по-змеиному раздвоенный. По ядовитости Анастасия даст фору самой опасной гадюке. По ядовитости и коварству…
— А ты хороша, Настена! — Задремавший прямо за столом Эдик вдруг встрепенулся. — Одним махом семерых убивахом! И младшую сестренку уделала, и нового родственничка приложила. — Он радостно хрюкнул, спросил заговорщицким шепотом: — А может, ты и сама бы не прочь с ним… за такие-то деньжищи?!
— Урод! Семейка уродов! — Анастасия швырнула столовый нож, вскочила из-за стола. — Спать пошла! Надоели!
— Ага, давай! — Эдик прощально взмахнул салфеткой. — Тебе ж еще в Париж лететь! Или с Парижем ты теперь пролетаешь?
— Как фанера над Парижем… — пропела Верочка.
— Сволочи! — Анастасия раздраженно дернула обнаженным плечом, едва не споткнувшись об дремлющего у камина пса, выскочила из столовой.
Следом, не говоря ни слова, встал Илья. Наверное, переговоры с адвокатом не принесли желаемого результата, потому что выглядел он еще мрачнее, чем днем.
— А где «до свидания, дорогие родственники»? — поинтересовался Эдик, до самого края наливая в бокал неразбавленное виски. — Где пожелания спокойной ночи?
— Пошел к черту! — буркнул Илья и громко хлопнул дверью.
— Нервные все какие стали. — Эдик опрокинул в себя содержимое бокала, зажевал виски куском ветчины, сказал задумчиво: — Ну, к черту так к черту! Пойду я, ребятки.
Он встал, чтобы не упасть, ухватился за скатерть, едва не сбросил со стола посуду, постоял немного, ловя равновесие, отвесил оставшимся шутовской поклон и снова едва не свалился.
— Не могу сказать, что вечер удался, но бывало и хуже. Я тут прикинул, десять процентов — это еще не самый плохой вариант. Это даже кое-что на орешки останется.
— На какие орешки, Эдик? — Верочка раздраженно поморщилась.
— На золотые, — сказал он и подмигнул Марте. — Удаляюсь, сестренки и братишки. Скучно с вами.