Лето в погребе получалось не просто прохладное, всего за несколько минут оно перетекло в глубокую осень. Температура стремительно падала. Холод впивался в кожу тысячами невидимых игл, срывался с губ хрустальными облачками, убаюкивал. Тот, кто ее запер, был нетерпелив. Плюс двенадцать градусов — это слишком медленно, слишком гуманно, вот если поменять плюс на минус…
Марта уговаривала себя не паниковать и не срываться в истерику. Ничего не вышло. Ужас сжал горло ледяными лапами, выстудил позвоночник, швырнул к запертой двери.
Она сорвала голос от крика, в кровь разбила о запертую дверь костяшки пальцев. Оставленная на ступеньках бутылка покатилась вниз по лестнице, в уже по-январски морозном воздухе остро запахло вином.
Марта перестала кричать, прижалась лбом к затягивающейся тонкой корочкой инея двери. Бесполезная трата сил! Ночью ее никто искать не станет, если и хватятся, то лишь утром. Вот только беда — утром спасать уже будет некого. «И эксклюзивная коллекция вин пропадет», — мелькнула в голове совсем уж глупая мысль. Она, конечно, не эксклюзив и натворила столько, что страшно вспоминать, но переживать из-за вина, когда собственная жизнь висит на волоске…
Слезы были горячими. Они прочерчивали на щеках огненные дорожки, а потом замерзали, превращаясь в маленькие соленые льдинки. Озноб становился все сильнее, переходя из дрожи в пляску святого Вита. А терпкий винный запах уже не воспринимался замерзшими рецепторами.
Вино! От алкоголя всегда становится теплее…
Марта почти сбежала по лестнице, нашарила в темноте стеллаж, взяла первую попавшуюся бутылку, прижала к груди, словно младенца. Разум шептал, что вино не поможет, что, вероятно, даже усугубит, но она гнала эти мысли прочь. Если алкоголь не согреет, то наверняка поможет умереть почти без мучений. Вот как быстро она сдалась. Девочка Марта, привыкшая жить своим умом и своими силами, испугалась холода, приготовилась умирать…
— Мы еще повоюем! — Она хотела крикнуть. Громко, так, чтобы та сволочь, которая обрекла ее на эту страшную смерть, услышала и поняла, что Марта не сдастся без боя. Но вместо крика получился слабый хрип. Голос она сорвала еще в самом начале, умирать придется в безмолвии. В безмолвии, но навеселе!
Поудобнее перехватив озябшими пальцами бутылку, Марта сбила горлышко о край ступеньки.
— Мое здоровье!
Вино было белым. Она не могла видеть в темноте, но достаточно долго прожила под одной крышей с Натой, чтобы разбираться в нюансах вкуса. Белое… А хотелось красного, как кровь, чтобы согреться. Почему красное должно согревать лучше белого, Марта не знала, просто верила в магию цвета.
Ей повезло со второй бутылкой. Красное, как кровь, вино еще не успело замерзнуть. Может быть, оно было даже теплее, чем Мартина кровь. Наверное, это хорошо. Наверное, это как-то поможет.
Она сидела на колком, присыпанном гравием полу, пила красное, как кровь, вино и думала о своей глупой и никчемной жизни. Перед смертью полезно подумать о жизни… Мысли путались, вино не согревало, но притупляло боль, ледяные иголки в подушечках пальцев уже почти растаяли, а смерть больше не казалась страшной. Неизбежное не обязательно должно быть страшным…
Спасение оказалось не в вине. Спасение и тепло принес с собой сон. Мягкий, убаюкивающий, заботливо укутывающий в пушистый шерстяной плед. Ее смерть будет пушистой…
— …Марта? — Голос незнакомый, немыслимым чудом прорвавшийся в ее пушистое забытье. — Марта, открой глаза!
И чужие руки — нетерпеливые, наглые в этой своей нетерпеливости — тормошат, бьют по щекам, не отпускают обратно в спасительный сон.
— Да очнись же ты, Снежная королева!
Да, она Снежная королева. Этому холодному миру нужна королева…