— «Полагаю» не говорят.
— Почему? — удивился Крестовский.
— Потому что это звучит очень… напыщенно и старомодно.
Крестовский озадаченно взъерошил волосы и произнес:
— Хорошо, я это учту. Спасибо за поправку.
Маша закатила глаза. Его следование речевым клише и желание быть вежливым порой убивало.
— Ты можешь переслать мне фото? — спросила Маша.
— Нет, извини, — отозвался Крестовский.
— Почему? — прищурилась она, хотя, признаться, внятного объяснения, зачем ей нужны эти фотографии, у нее не было.
— Потому что я тебе не доверяю, — просто сказал Крестовский. — Мне не нужны неприятности с Ириной Петровной. Я даже не в курсе, совершеннолетняя ли ты.
— А это здесь при чем? — опешила Маша.
Крестовский зажмурился, сжал переносицу пальцами и тут же, вздрогнув, поморщился.
— Маша, я не знаю, как тебе это объяснить, — устало сказал он.
— А ты попробуй, — предложила Маша и уселась на парту.
— Слушай, — Крестовский уселся на соседнюю, — я совсем тебя не знаю. Ты — девушка человека, который меня ненавидит. Я не могу тебе доверять, понимаешь? Я не очень хорошо разбираюсь в местных законах. Юля предупредила меня не связываться с теми, кому меньше восемнадцати, потому что любое мое действие может быть истолковано…
— Стой, — перебила Маша отчаянно подбиравшего слова Крестовского. — Ты решил, что я могу тебя подставить? Обвинить в домогательствах?
Это было настолько смешно, что Маша, не удержавшись, фыркнула.
— Крестовский, ты псих?
— Ладно, забудь, — вдруг негромко откликнулся Крестовский и, встав с парты, положил на нее ключ. — Удачи.
У Маши екнуло в груди, когда она поняла, что Крестовский вовсе не шутит, что он поделился с ней реальной причиной своего недоверия и что, похоже, его это действительно волнует.