Пятиозерье

— Знавал я в старые времена одного дервиша, такие трюки показывал — Копперфильд обзавидуется. А настоянная на серебре водичка ничем и никому повредить не может, смешно верить в предрассудки…

10 августа, 12:52, шоссе

Димка Осиков по прозвищу Ослик находился уже далеко от Пятиозерья — целеустремлённо шагал в сторону Петербурга по пыльной обочине шоссе, старательно считая шаги. Когда получалось три тысячи, он сходил с дороги и лёжа отдыхал где-нибудь в тени. По его расчётам, до дому оставалось двести одиннадцать тысяч шагов. Больше ни о чём Димка старался не думать и ни о чём не вспоминать…

Одна из равнодушно догонявших его машин остановилась за спиной, скрипнув тормозами, — Ослик, не оглянувшись, перепрыгнул неширокий кювет и бросился бежать в лес, ужом проскользнув через окаймлявший дорогу кустарник. Метров через сорок он споткнулся о корень и упал лицом в мох, обхватил голову руками и затрясся в беззвучных рыданиях.

— Странный мальчик… — Водитель «девятки», мужчина в очках, лет тридцати на вид, с удивлением смотрел вслед Димке.

— Не надо было останавливаться. — Его супруга, ухоженная дама того же возраста, покрытая ровным искусственным загаром, говорила очень категорично. — Много их тут по дорогам шляется: токсикоманы, наркоманы, воришки… У этого уж точно совесть нечиста…

Мужчина не стал спорить, вздохнул и тронул машину сместа. Но какое-то неприятное, тягостное ощущение у него осталось… Может быть поэтому он затормозил ещё раз — когда через пару километров увидел на обочине голосующего высокого и узкоплечего юношу в синей джинсовой куртке, явно ему коротковатой.

— Можем подбросить до Ольгино, — сказал мужчина, когда пассажир разместился на заднем сидении. — Дальше сам уж как-нибудь…

Парень кивнул коротко остриженной головой, хотя планировал совсем другой финал поездки.

— Большое спасибо, — сказал он. — Я немного подремлю, вы мне скажите, когда будем подъезжать.

Спать после проведённых в почти непрерывной ходьбе ночи и половины дня действительно хотелось зверски. Но главное сделано — все выставленные на дорогах посты парень обошёл. Прежде чем закрыть глаза, он поправил укрытый под курткой пистолет — не дай бог, выпадет во сне.

10 августа, 12:59, берег речки Каменки

— Попробуй что-нибудь другое, — сказал Тамерлан жёстко и уверенно. — Ты можешь, ты должна вспомнить…

Света невольно отступила вниз по берегу, она по-прежнему не находила слов.

Голос его вновь изменился, став чуть ли не просительным; Тамерлан сделал шаг назад, упёршись спиной в сплетение корней, напоминавшее застывшего в конвульсиях спрута. Теперь глаза их были на одном уровне.

"Ну что же, Господи, что же он от меня ждёт, чего же ему от меня надо, неужели он хочет уйти и освободиться, а я его как-то удерживаю здесь, сама того не желая… Ни молитва, ни крест не помогут, я не верю больше в молитвы и не помню ни одной, память тает, как лёд на песке пустыни, и незачем — это старше всех молитв и крестов… Но что, что, что ему от меня надо?"

— Ты должна вспомнить сама… Сауле… — казалось, Тамерлан слышал все её невысказанные вопросы и не мог ответить ни на один.

«Сауле? Почему он назвал меня Сауле, кто и где говорил мне целую вечность назад, что Сауле на одном из восточных языков значит просто Света, я схожу с ума, нет, я уже сошла с ума, я сплю сейчас в психушке в Саблино, скоро я проснусь, и рядом будет сидеть Ленка Астраханцева с пакетом апельсинов, рыжих, как её волосы…»

10 августа, 12:59, мост через Каменку

Пожарные занялись у пылающего моста своим прямым делом — хотя никому и ничем это помочь не могло, прогоревшие доски настила уже не выдержали бы даже самые лёгкие из скопившихся на берегу машин. Но по крайней мере бойцы пожарной охраны хоть что-то делали в царящей суете и неразберихе.