Рыдания усопших

22
18
20
22
24
26
28
30

Установив таким образом непринужденную атмосферу, я принялся потчевать гостей шоколадными кексами и «Сникерсом», в ожидании того момента, когда Лукас соизволит заговорить о своем срочном деле. От меня не укрылось, что оба они – Карин в большей степени, чем ее муж – покрыты отцветающими синяками и ссадинами, которые они пытались скрыть под одеждой или слоем пудры. Это обстоятельство усилило мое любопытство, но я терпел и ничего не спрашивал. Наконец, вздохнув и переглянувшись с женой, Барлоу поведал мне об их неудавшемся свадебном путешествии и тех испытаниях, что выпали на их долю в Альпах. Маленький самолет, на котором они вылетели из Фильсхофена на один из горных южнотирольских курортов, стал жертвой непогоды и потерпел крушение. Какое-то чудо спасло их, позволив отделаться ссадинами и ушибами, и Карин, улыбаясь, рассказала мне, как, оставшись без обуви, обматывала свои ноги обрывками брезентовой куртки пилота, тело которого так и не было ими обнаружено. Израненные, они брели всю ночь и половину следующего дня по снегу, ориентируясь на видимый вдалеке клочок зелени, и даже провалились в какое-то ущелье, второй раз чудом выжив. Теперь они говорили о своих приключениях с ноткой веселости в голосе, подтрунивали друг над другом, вспоминая свой тогдашний страх, и произвели на меня неизгладимое впечатление своей выдержкой и умением бороться. Эти-то качества и позволили им в конце концов достичь цивилизации – изможденные и едва стоящие на ногах, они достигли той зеленой долины, что служила им ориентиром, и единственного расположенного там горного пансионата, откуда и была вызвана помощь. Карин все время теряла сознание, и врачам пришлось изрядно повозиться с ней, Лукас же, который чувствовал себя несколько лучше, заботился, по собственному признанию, о том, чтобы не потерять свою завернутую в тряпичный узел находку. На мой вопрос, о какой находке он говорит, парень рассказал мне о найденных ими в одном из ущелий останках самолета, потерпевшего крушение – судя по ржавчине и находящимся в нем скелетам – несколько десятилетий назад и до сих пор ни кем не обнаруженного. С помощью супруги он постарался описать мне самолет во всех деталях, и я смог подтвердить его предположение, что речь идет, скорее всего, о частной прогулочной машине, и уж во всяком случае, не о военном аппарате времен второй мировой войны. Я также в полной мере разделил его точку зрения о прискорбности того факта, что родственники погибших так и не узнали об их судьбе и не смогли похоронить тела. Я был согласен с тем, что ритуал прощания с умершим позволяет внутренне «закрыть тему» и жить дальше, в случае же неясности мысли об этом никогда не покидают близких, а порою и мучают.

Лукас выразил радость по поводу того, что я его понимаю и перешел к изложению своей просьбы. Поскольку-де он человек сердобольный и желал бы помочь родственникам несчастных погибших избавиться от мук неизвестности, он просит меня произвести исследование принесенных им черепов на «том аппарате, о котором я ему рассказывал» и получить электронные слепки, а проще говоря – портреты жертв катастрофы, с тем, чтобы потом разместить эти изображения во всех мыслимых средствах массовой информации, где они смогут быть опознаны членами их семей. С этими словами он осторожно вынул из большой полотняной сумки (такой, знаете, с которыми хозяйки обычно ходят на крестьянский базар) два прекрасно сохранившихся человеческих черепа, каждый из которых был обернут тряпицей, и поставил их передо мной на стол. Заметив, что я заинтересовался его историей и разглядываю черепа с видимым любопытством, он расслабился и откинулся на спинку дивана.

Знал бы ты, чего мне это стоило, Алекс! Жена мне всю плешь проела из-за того, что я все же решился забрать черепа, – он протянул руку и весело потрепал Карин по плечу. – Я же объяснил ей, что, невзирая на наше собственное невзрачное положение, наш долг – разгадать загадку той авиакатастрофы и установить личность погибших. Думаю, теперь и она не жалеет о том, что я тогда оказался непреклонен и взял их с собой. Не правда ли, зайка?

«Зайка» кивнула, но вид у нее был почему-то нерадостный: то ли потому, что муж прибег в обращении с ней к зоологическому термину, то ли ситуация в целом ей не нравилась. Сцепив пальцы обеих рук, она похрустела суставами и уставилась куда-то в угол. Меня же, признаться, уже захватил азарт исследователя, и я предпочел бы сейчас же отправиться в лабораторию и начать процесс идентификации Лукасовых находок, нежели продолжать болтать с ним о всяких пустяках. Мне кажется, что гость мой понял это и, одним глотком допив свой кофе, начал благодарить меня за отзывчивость и прощаться. Мы условились, что я сразу же дам ему знать, как только получу результаты, и он без промедления займется размещением снимков в газетах. Мне показалось, что его собственная роль во всей этой истории занимает Лукаса куда больше, нежели возможность кому-то помочь, и ему доставляет истинное удовольствие употреблять по отношению к себе слова «сердобольный» и «заботливый», но меня это никаким образом не задевало. Парнем он был неплохим, а его просьба совпадала с моими собственными интересами, так что я искренне поблагодарил его за находку и, проводив, тут же начал собираться.

VI

Установив один из черепов в камере-шлеме (название это намертво приклеилось к внешней части конструкции), я произвел необходимые манипуляции, отстроил лазер и включил компьютер. В лаборатории, кроме меня, никого не было, да я и не нуждался в помощниках – обслуживание системы было простым и не требовало более двух рук. Запустив программу «Слепки», я подождал, пока она установит контакт с камерой-шлемом, и кликнул на «Обработать». Лазерный луч пришел в движение и медленно, миллиметр за миллиметром, начал исследовать поверхность кости, регистрируя мельчайшие особенности. На мониторе появился сложный график с множеством разноцветных волн – до окончания процесса пройдет добрый час, и лишь потом программа преобразует полученные сигналы в картинку. Тупо сидеть у компьютера и ждать не имело смысла, и я решил использовать это время для других дел, которых всегда достаточно в лаборатории. Помню, я привел в порядок папки с протоколами вчерашних опытов (небрежность младших сотрудников всегда раздражала меня) и просмотрел кое-какие материалы из архива. Среди них оказался один интересующий меня документ, которым я настолько увлекся, что чуть было не пропустил мимо ушей призывный писк моего аппарата, сообщающий, что исследование окончено и слепок создан. Желая непременно довести работу с документом до конца, я не пошел к монитору, а лишь быстро поменял черепа в камере-шлеме и, запустив с помощью дистанционного управления новый процесс обработки, вернулся к своему занятию. Может показаться странным, что я сию же секунду не бросился рассматривать полученное изображение, но в последнее время я исследовал такое количество черепов и получил столько слепков, что индивидуальные черты того или другого мертвеца не представляли для меня особого интереса – гораздо больше меня заботила общая антропологическая статистика, лежащая в основе моей очередной научной работы. Разве мог я знать тогда, какие перемены в моей судьбе свершаться из-за этих двух особей, чьи головы мне довелось проанализировать в этот несчастливый день? Мог ли я предполагать, что окажусь из-за них в вашем… учреждении?

Так вот, когда я услышал второй сигнал, я отложил материалы в сторону и пошел посмотреть на результаты работы программы. Включив параллельный вывод изображения, я несколько секунд ждал, пока они откроются, а еще через секунду меня словно парализовало – с экрана монитора на меня смотрели Лукас и Карин Барлоу. Не могло быть никаких сомнений в том, что это именно их свежие, молодые лица, точно такие, как я созерцал их пару часов назад за чаепитием в моей собственной квартире. Мне показалось, что я вижу даже лукавый блеск в глазах Люка и различаю легкую грустинку во взгляде его жены. Программа угадала даже цвет волос и форму причесок, что при исследовании кости было невозможно, и я, пораженный увиденным, никак не мог собрать воедино тысячи одновременно возникших в моей голове мыслей. Вы думаете, доктора, что я сию же секунду поверил в истинность происходящего и развил свою убежденность в бредовую идею? Напротив! Первым делом я попытался отыскать рациональное объяснение тому, что видел – от сбоя системы до собственных оптических галлюцинаций. Не исключая ничего, я перепроверил систему, изучил график анализа черепов и убедился, что компьютер не подключен к интернету и не мог почерпнуть оттуда какую-нибудь дрянь. Я внимательно осмотрел и прощупал черепа, уверившись, что они – настоящие, а не сфабрикованные кем-то ловким муляжи, позволившие Лукасу посмеяться надо мной. В конце концов я запустил весь процесс снова, на сей раз неотрывно наблюдая за созданием слепков, но иного результата не добился – на мониторе вновь возникли изображения моих утрешних гостей, четкие и не оставляющие сомнений, словно я их сегодня сфотографировал. Мне кажется, что если бы Лукас за пару дней до визита ко мне отпустил усы, то и они отобразились бы на экране лабораторного компьютера.

Я не знал, что думать и как поступить, до того шокирован и обескуражен я был в тот момент. По здравому размышлению я пришел к выводу, что разумное объяснение происходящего могло быть лишь одно – некто бесконечно сильный в кибернетике намеренно издевается надо мной, каким-то образом изменяя работу программы. Но кто он и зачем делает это? Как бы то ни было, я должен был срочно что-то предпринять, а не протирать штаны в лаборатории. Распечатав оба портрета, я заламинировал их и, положив в папку, выскочил на улицу. Четкого плана действий у меня не было, да и состояние общей взбудораженности не способствовало планированию чего бы там ни было, однако логика подсказывала мне, что начинать расследование нужно у самых истоков вопроса, то есть – отыскать Лукаса и призвать его к ответу, а то и, по обстоятельствам, прижать к стенке. Если эта шутка исходит от него, то я, несомненно, смогу распознать это по его реакции. Вполне вероятно, что он рассмеется и, похлопав меня по плечу, признается в намерении «растормошить» меня и отвлечь от рутины. Тогда я, покрутив пальцем у виска, сделаю вид, что обиделся и уйду, а он заявится к вечеру вместе со своей женушкой и бутылкой виски… Стоп! Не лучше ли отправиться к нему, чем выдумывать всякую ерунду?

До этого момента я всего один раз был у Лукаса с Карин – месяца четыре тому назад меня пригласили туда на вечеринку по какому-то вымышленному поводу, и я развозил потом по домам его знакомых, поскольку оказался единственным трезвым водителем во всей компании. Помню, меня удивило, что эти люди не озаботились заранее своим возвращением домой, не заказали такси или не попросили домочадцев забрать их. Хотя не исключаю, что меня именно с этой целью и пригласили – Люк всегда казался мне несколько… скользким, что ли, и уж во всяком случае расчетливым. Карин же – тогда они еще не были женаты – являла собой его противоположность, будучи открытой, внимательной и доброй девушкой, так мне, по крайней мере, всегда казалось. Я искренне не понимал, что единит этих двух людей, и не понимаю этого до сих пор, хотя после того, что произошло, я вообще не знаю, что о них обоих и думать.

Двое влюбленных снимали большую, с огромной гостиной, двумя балконами и спальней для гостей квартиру в южной части города; в сотне метров от их дома находилась тенистая дубовая роща с почему-то не загаженными псами тропинками, а чуть дальше начинался речной пляж, столь любимый горожанами во время летнего зноя. Для двоих их семейное гнездышко было, пожалуй, великовато, но Карин призналась мне тогда, что планирует завести парочку детей без необходимости срочного переезда. Говорить об этом Лукасу она, правда, не велела.

Так вот, я припарковался у дороги, подошел к входной двери и нажал на левую кнопку в самом низу домофонной платы. Никто не взял трубку. Подождав немного, я позвонил еще раз, однако и на сей раз звонок остался без ответа. Посмотрев на часы, я удостоверился, что рабочий день Люка уже окончился, и он, по всем расчетам, должен был уже потягивать холодное пиво, лежа в кресле у телевизора. Впрочем, Карин могла как раз дежурить в своей клинике, а он задремать или отправиться в душ, поэтому стоило продолжать попытки. Я звякнул еще раз, но так же безрезультатно. Тогда я подумал, что мог перепутать кнопки домофона – был-то здесь всего раз! – и нагнулся, чтобы прочитать имена жильцов под той, которую жал. Моему удивлению не было границ, когда я увидел там бирку с незнакомой мне фамилией! Выходило, что я все-таки ошибся, и Лукас просто не слышит моего вызова. Я принялся читать имена на остальных бирках, но они рассказали мне, что в этом доме чета Барлоу больше не проживает.

«Что за черт!» воскликнул я вслух и огляделся по сторонам. Не может быть, чтобы я ошибся домом! Парковка, детская игровая площадка и выступающий угол супермаркета по правую руку были мне отлично знакомы, к тому же, элитный четырехэтажный дом был архитекторской планировки, то бишь единственным в своем роде, и спутать его с каким-либо другим было невозможно!

Я еще раз перечитал все надписи на звонках, а затем и на почтовом ящике, но искомого имени так и не обнаружил. Это что же, значит, они переехали? С какой стати? Даже если бы это было так, то сегодня утром они непременно поделились бы со мной этой новостью… В общем, я был совершенно выбит из колеи, озадачен и не знал, что делать дальше. Однако через секунду я рассмеялся и, хлопнув себя по лбу за рассеянность, вынул мобильный телефон и набрал номер Люка. Вот растяпа! Почему я сразу не догадался сделать это? Еще до того, как отправился к ним? Видимо, эта история с черепами не на шутку взбудоражила меня, если я начал забывать об элементарных вещах!

Однако электронная барышня в трубке сообщила мне своим металлическим голосом, что набранный мною номер ей не известен, и я должен перепроверить мои данные и попробовать еще раз. Я последовал ее совету, но лишь прослушал тот же ответ еще раз. Было похоже на то, что Лукас поменял номер, забыв поставить меня об этом в известность. Тогда я попробовал набрать их домашний номер, который чудом отыскал в завалявшейся в кармане «традиционной» записной книжке. Однако и тут меня ждала неудача – пронзительный писк в трубке резанул мне ухо, сообщив тем самым, что номер никому не принадлежит, то есть попросту не существует. Да что ж они, в самом деле, обрубали концы и спасались бегством, что ли?

Не зная, что и думать, я нажал кнопку звонка Лукасовых соседей, которых не знал лично, но надеялся порасспросить о подробностях столь спешного переезда моих приятелей. Мне ответил резкий голос какого-то молодца, и я, извинившись за беспокойство, попросил открыть мне дверь.

Что Вы там еще приволокли? – невежливо поинтересовался голос, и я подумал, что он принадлежит человеку пожилому.

Я… я не с почты. Мне просто хотелось переговорить с Вами по поводу Лукаса и Карин Барлоу.

Кто это такие?

Это Ваши соседи по этажу (на каждой площадке в этом доме располагались всего две квартиры), мои приятели. Видите ли, я пришел навестить их, а именных табличек на звонке больше нет – не скажете ли, когда и куда они переехали? Может быть, они сообщили Вам об этом?

Голос нетерпеливо прокричал:

Что Вы мне голову морочите?! Никакого… Лукаса или как Вы там сказали тут нет, квартира вот уж четвертый месяц пустует! Не открою дверь!