Алмаз раджи

Затем его мысли вернулись к событиям сегодняшнего вечера, и в сердце нотариуса вспыхнула искра надежды. «Следовало бы вплотную заняться этим молодчиком Хайдом, – подумал он. – У него наверняка есть тайны, и весьма мрачные; такие, в сравнении с которыми худшие грехи бедного Джекила покажутся солнечным светом. Так продолжаться больше не может. У меня спина холодеет от одной мысли, что этот Хайд может пронюхать о завещании Гарри и захотеть поскорее завладеть этим наследством! Какая опасность! Нет, я должен вмешаться и вплотную заняться этим делом, если, конечно, сам Джекил мне не помешает».

Последняя мысль пришла в голову мистеру Аттерсону, как только перед его умственным взором, словно огненный транспарант, вспыхнули более чем странные условия этого завещания.

Доктор Джекил спокоен

По чистой случайности, спустя две недели доктор Джекил дал один из своих веселых обедов, собрав шестерых старых друзей – людей достойных, к тому же истинных ценителей хорошего вина.

Мистер Аттерсон постарался задержаться в доме доктора дольше прочих гостей. Впрочем, он и прежде нередко засиживался у приятелей. Там, где Аттерсона по-настоящему любили, его любили искренно. Нередко хозяин дома просил суховатого нотариуса остаться, когда весельчаки и остроумцы уже расходились, чтоб освежить мысли в его плодотворном молчании и отдохнуть после шумного застолья. Доктор Джекил не составлял исключения. И сейчас, когда они уселись у камина, по выражению глаз этого рослого и полноватого пятидесятилетнего человека с мягким лицом, носившим отпечаток таланта и доброты, было видно, что он искренно и глубоко любит Аттерсона.

– Мне хотелось бы поговорить с вами, Джекил, – начал нотариус. – Вы помните свое завещание?

Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что доктору не понравилась эта тема, однако он ответил с веселой непринужденностью:

– Мой бедный Аттерсон! Клиент вроде меня для вас сущее несчастье. Я никогда не видывал человека в таком отчаянии, как вы, когда я вручил вам мое завещание. Если, конечно, не считать этого упрямого педанта Лэньона, который не выносит того, что называет моей «научной ересью». Не хмурьтесь – я знаю, что он превосходный человек, но это не мешает ему оставаться ограниченным педантом, ретроградом и брюзгой. Я страшно в нем разочаровался.

– Вы знаете, что это завещание всегда казалось мне странным, – продолжал Аттерсон, безжалостно отметая попытку доктора сменить тему беседы.

– Мое завещание? Да, я знаю об этом, – произнес Джекил с некоторой резкостью. – Вы не раз говорили мне об этом.

– И повторю снова, – произнес нотариус. – Я кое-что узнал о мистере Хайде.

Крупное и красивое лицо Джекила внезапно побледнело, его глаза потемнели. Он прикусил губу.

– Я больше не хочу ничего слышать об этом, – произнес он. – Я полагал, что мы договорились не обсуждать этот вопрос.

– Но то, что я узнал – просто отвратительно, – продолжал Аттерсон.

– Это не меняет сути дела. Вы просто не понимаете моего положения, – сбивчиво заговорил доктор. – Оно крайне затруднительно, Аттерсон, и со стороны выглядит очень странно. Да-да, очень странно. Разговорами тут ничего не поправить.

– Джекил, – сказал Аттерсон, – вы меня хорошо знаете. Доверьтесь мне, и я уверен, что смогу вам помочь.

– Мой добрый Аттерсон, – сказал доктор, – это очень любезно с вашей стороны. Я просто не нахожу слов, чтобы выразить вам свою признательность. И я охотнее доверился бы вам, чем кому бы то ни было, но я не могу этого сделать. Но скажу сразу: это совсем не то, что вы себе вообразили, и дела обстоят вовсе не так плохо, как вам кажется. Чтобы успокоить ваше доброе сердце, скажу только одно: я могу отделаться от мистера Хайда в любую минуту, едва только пожелаю. Вот вам моя рука, и поверьте, что я не лгу. И вот еще что, Аттерсон: не обижайтесь, но это мое личное дело, и я прошу вас больше в это не вмешиваться.

Аттерсон несколько минут молчал и раздумывал, глядя в огонь.

– Вы совершенно правы, – наконец произнес он и поднялся.

– Но раз уж мы коснулись этого дела, и, надеюсь, в последний раз, – продолжал доктор, – я хочу, чтобы вы кое-что знали. Я действительно принимаю большое участие в бедняге Хайде. Я знаю, вы его видели; он сказал мне об этом, и я боюсь, что он был с вами несколько… грубоват. Но я совершенно искренно интересуюсь этим человеком. И если меня вдруг не станет, дорогой Аттерсон, я хотел бы, чтобы вы взяли его под свою опеку и защитили его права. Я думаю, вы бы непременно так и поступили, если бы знали все. Дав мне такое обещание, вы снимете с моей души огромную тяжесть!