– А, это. Говорят, в бабулю. Она тоже может допечь кого угодно. Ладно, Чарльстон, я серьезно. Прости.
– Вот еще. – Я попыталась обойти Фенира кругом. – Ни одна леди из рода Чарльстон не купится на столь дешево брошенное “прости”.
Я уже была у ворот, когда в спину прилетело:
– Элизабет! Я же серьезно. Где я найду вторую ответственную лаборантку, которая в пять утра будет кормить гидру?
– У вас пол-академии желающих, – напомнила я и все же остановилась, озаренная догадкой: – Так, выходит, в лаборатории все же был дохинай?! Тогда почему вы выставили меня дурой, если я оказалась права?!
Виктор тяжело вздохнул, посмотрел в небо, а после на меня. На мгновение мне показалось, что я увидела в его глазах тревогу, но после все исчезло, и Фенир ответил:
– Потому что я был бы вне себя от счастья, окажись сущность, которую ты видела, дохинай. Пока я ехал сюда, очень надеялся на то, что все окажется просто – ты признаешься, что вызвала кого-то, и мы все тут же решим. Упокоим нечисть, объяснимся, может, выпьем немного. Но…
– Но?! – потребовала продолжения я.
– Дохинай не смеются, Элизабет. Это правда. Эмоции свойственны низшей и высшей нечисти. На низшую увиденное тобой не очень похоже. А значит, это что-то похуже, и я понятия не имею, что именно…
Глава 10
– Но что может быть хуже дохинай? – спросила я, когда через полчаса пешего хода и разговоров ни о чем мы с Фениром зашли в постоялый двор и заняли один из столиков в местном трактире.
Надо сказать, всю дорогу преподаватель вел себя как джентльмен и даже вещи мои нес, видимо, заглаживая таким образом свою вину.
В таверне народа вокруг особо не было: кроме нас всего пятеро по разным углам да пара скучающих подавальщиц. Одной из которых тут же подмигнул профессор.
– Что может быть хуже дохинай? – уже гораздо злее повторила я, стараясь одернуть Фенира от очередного заигрывания непонятно с кем. – Хоть предположения есть?
– А? Что? – обернулся ко мне он и мгновенно посерьезнел. – Предположения? Да, миллион. Начиная от того, что ты прекрасная актриса и продолжаешь водить меня за нос, заканчивая тем, что в наш мир прорвалась какая-то неведомая бабуйня, и у нас нет ни малейшего понятия, что ей надо и каков истинный размер ее сил. В сущности, мы так мало знаем об изнанке, что исключить нельзя никакой из вариантов.
– Эту штуку, которую я видела, боялась вся без исключения нечисть в клетках, – напомнила я. – Разве не должно быть наоборот? Разве нечисть не спокойно относится к своим же?
Про то, что меня большинство “зверей” Фенира воспринимало либо нейтрально, либо, как альраун, очень даже положительно, я умолчала. Побоялась навести преподавателя на ненужные ему мысли. И все же я помнила страх, который испытывала сама, и, уверена, все звери в клетках чувствовали то же самое…
– Интересное наблюдение, – задумчиво протянул Виктор. – Как правило, вся нечисть относится друг к другу вполне дружелюбно. Даже разные виды умеют сплачиваться, если им это нужно. Элементарный пример: брауни и воришки-мурзы, их иногда замечали друг с другом. Причем если вторые крали вещи, то первые договаривались и возвращали их на место. Однако есть исключения – некоторые виды враждуют – эльфы и гномы, пикси и торды, суккубы и инкубы, ну и так далее.
– Да, но вражда – это не страх… – начала я, и меня перебила подошедшая подавальщица.
Поправив прическу, она кокетливо улыбнулась Фениру и заговорила с ним так, будто меня рядом не было.