Осколок

22
18
20
22
24
26
28
30

Даже Далур, которому свет был необязателен чтобы видеть. Слишком свежи и пугающи были воспоминания. Спать до рассвета оставалось часов пять.

— Вы-то ложитесь, а я подежурю. Всё равно мне не уснуть. Незадолго до рассвета я разбужу вас. А Молчун сегодня пусть спит, — Далур устроился поудобнее спиной к костру.

— Недоволен будет утром, — Арди кивнула на спящего Молчуна. — Он поблажек не принимает, сам знаешь.

— Знаю. Если что, беру на себя.

— И почему мы, значит, вдвоём дежурим, а ты один?

— Я в темноте вижу. Вы — нет. Я думаю, надо на две стороны поглядывать. На лес на юге и на запад. Вот так и получается. По-моему, честно.

Костёр тихо потрескивал, накинутая на ветки недалеко от него одежда всё ещё слегка парила. Все три человека мирно спали, расположившись близ уютного огня. Далур толстым прутом поворошил угли и подкинул ещё дров. Несмотря на долгий переход и усталость от безумного бега по лесу, спать ему не хотелось. Кольчугу он снял. Железо слишком холодило через сырое рубище. Далур привычно устроил топор на коленях и буравил глазами серую стену леса внизу. Время от времени там что-то шуршало, трещали какие-то ветки и разными голосами кричали ночные птицы.

Уже полчаса он ждал появления гостя. Мысли крутились вокруг разговора с наёмниками прошлой ночью.

«Как тогда сказала Арди? Я смелее всех, кого она знает?» — Далур фыркнул. «Невелики же храбрецы её знакомцы. Хотя в чём-то она, конечно, права. Выйти одному на тролля не каждому по плечу. А что было делать? Смотреть, как Молчуна кончат? Или она издевалась?

Тяжело с людьми. Часто за одними словами прячут совсем другие смыслы. Но сегодня у меня тоже сердце чуть не встало. До сих пор страх меж лопаток ползёт. Тут у любого бы ползал. Далур, ты сегодня опять безоглядно побежал, только пятки сверкали. Побежал так, что и про Арди, и про прочих позабыл. Может, она и права, конечно, но сегодня…

Стой, пустая порода. Разбудишь опять призраков, начнут с тебя жизнь тянуть».

Он кисло посмотрел на тёмное низкое небо, потом на острые и холодные камни вокруг. После долгой паузы прошептал:

— Разбудил… Простите, что подвёл. Цена моей трусости — ваши жизни. Но уходите. Каждую ночь я вымаливаю у вас прощения. Ничего не исправить. Я больше не допущу такого никогда. Арди права. Я не трус.

Холод между лопаток усилился, несмотря на обжигающий жар костра. Далур закрутил головой, осматриваясь.

Последние полтора года в ночи он чувствовал их присутствие. Чувствовал осуждение и ненависть.

Презрение.

— Вы стоите там, где мне вас не увидеть, и смотрите. Я чувствую ваши тяжёлые взгляды, полные злости и разочарования. Моей вины не искупить. После смерти меня не примет камень, а при жизни мне в лицо плюнет каждый дварф, которого я встречу, если узнает про мою тайну. Вот и остаётся вымаливать покой у своей совести. Селяне эти, мать их рвать… Заслужу я покой помогая другим? Лучше бы тролль мне шею свернул, хоть умер бы как мужчина и воин.

Наконец-то.

Из леса вынырнула человеческая фигура и ходко направилась к костру.

— Ну уходите, пожалуйста. Хватит, — Далур едва слышно шептал. Ощущение взглядов и присутствия резко пропало.