Огонь буйствовал в городе три дня, все его строения сгорели, и на месте ещё совсем недавно богатого и шумного города дымились теперь лишь почерневшие развалины. С этого момента Бендеры потеряли гордое звание неприступной османской крепости на северных границах империи.
Русская армия потеряла во время штурма более двух с половиной тысяч человек убитыми и ранеными, а всего за время осады ею было потеряно более шести тысяч человек, почти пятая часть от всего войска. Такие большие потери и разрушение города произвели весьма неблагоприятное впечатление в столичном Санкт-Петербурге и сильно приуменьшили значение великой победы, купленной такой высокой ценой. Императрица Екатерина II сказала: «Чем столько терять и так мало получать, лучше было и вовсе не брать Бендер». Но тут она, конечно, сильно погорячилась. Падение такой стратегически важной крепости в северо-западном Причерноморье сильно ударило по всему престижу Турции. В Стамбуле даже был объявлен траур по этому поводу, а всё Днестровско-Прутское междуречье перешло под контроль русской армии. Её успехи убедили татар Буджакской, Едисанской, Едичкульской и Джабульской орд отложиться от Порты и принять покровительство России.
В осаде Бендер в чине хорунжего принимал участие Емельян Пугачёв. Удивительно, но буквально через четыре года именно генерал-аншефу Панину будет поручено усмирение мятежа своего бывшего подчинённого. Вскоре после его назначения повстанческая армия Пугачёва была разбита, а сам он попал в плен. За это генерал получил похвальную грамоту от императрицы, золотую шпагу с бриллиантами, алмазные знаки к Ордену святого апостола Андрея Первозванного и 60 тысяч рублей «на поправку экономии». Бывший же хорунжий донского казачьего войска получил скорый суд, плаху и топор.
Глава 5. Удачная сделка
На пятый день после овладения крепости Алексей был вызван к командиру батальона.
– Егоров, мы с тобой приглашены к командующему армией, его светлости графу генерал-аншефу Панину Петру Ивановичу для награждения, – объяснял причину своего вызова Кутузов. – По свидетельству множества очевидцев, именно трое наших егерей с десятком гренадёров из Черниговского полка взошли первыми на основной вал крепости. Рядовой Савва Смолин пал смертию храбрых там же на валу, нам же с тобой предписано явиться для награждения в штаб армии незамедлительно.
Семеро оставшихся в живых храбрецов были выстроены перед шатром командующего в одну линию. На правом её фланге стояли секунд-майор Кутузов с гренадёрским капитаном из Черниговского полка. Затем стояло четверо рослых солдат-гренадёр при капрале, а с левого фланга шеренгу замыкал самый низкорослый из всех присутствующих – Алексей.
Из шатра вдруг резко вышел немолодой, с подвижными и выразительными чертами лица, цепкими, немного навыкате глазами, с высоким аристократическим лбом и острым подбородком командующий армией. За ним встали несколько человек из ближайшей свиты, и церемония награждения началась. После зачитывания общего приказа по войскам с упоминанием всех взятых ими трофеев, знамён, пушек, ядер, порохового и другого припаса, а также обязательной в таких случаях здравницы императрицы, сената и всего русского воинского командования перешли непосредственно и к приглашённым для награждения. Два офицера получили следующий по табелю чин, то есть Кутузова и гренадёрского капитана произвели в премьер- и секунд-майоры, соответственно. Затем, идя вдоль солдатской шеренги, командующий каждому вкладывал объёмистый кожаный кошель по сто целковых. Слышалось:
– Молодец, братец, благодарю за службу!
А в ответ, традиционное в таких случаях:
– Рад стараться, ваша светлость! Благодарствую покорно!
Дошла очередь и до Лёшки. Панин встал перед егерем, внимательно вглядываясь в его лицо. Лешка же, стоя навытяжку, протянул, как и предписывалось церемониалом, в согнутом локте вперёд правую руку и, как говорится, ел глазами лицо командующего с самым что ни на есть бравым и решительным своим видом.
Генерал-аншеф с какой-то особой теплотой во взгляде, как действительно показалось егерю, оглядел эту, одетую во всё зелёное фигуру и сказал как-то так проникновенно и «по-человечески»:
– Молодец, братец, благодарю за службу! – и добавил уже, как видно, лично от себя: – Молодцом, сержант, не посрамили со своим командиром славу охотников-егерей, первыми из всех на крепостной вал заскочили!
– Рад стараться, ваша светлость! Благодарствую покорно! – рявкнул Лёшка и потом ляпнул уже от себя самого, а что, генералу же можно, а почему бы и ему нет? – Спасибо вам, ваша светлость, за создание нашего славного рода войск. Уверен, что не раз ещё наши егеря покроют громкой славой своё имя. А вы для них уже навеки теперь останетесь отцом-создателем!
Панин замер на месте, задумчиво и с каким-то особым интересом осматривая Алексея. А в его свите стояли с круглыми глазами оторопевшие штабные, словно говоря всем своим видом: да как же так можно-то, ведь всё же не по плану и не так, как положено, вдруг пошло!
– Молодец, егерь! – улыбнулся ему как-то по-простецки Пётр Иванович. – Сам храбрец, а ещё и говорить складно и, по всему видно, что думать умеешь. Далеко, похоже, пойдёшь, братец, помяни моё слово, далеко! Ну а это тебе от меня лично, – и он положил сверху кошеля золотой империал десятирублёвок.
– Благодарствую покорно! – рявкнул Лешка, провожая взглядом командующего.
– Ну ты и мастак, Егоров, красиво говорить, и главное – метко так, в самое яблочко попал, прямо как и положено егерям! – похвалил Кутузов Алексея. – Всё верно, Панин любит зелёные мундиры, он ведь сам этот род войск ещё в ту прусскую войну создавал, поэтому, видать, и приятно ему было, что его простой сержант, а не лизоблюд какой-то из свиты благодарит.
– Да я от чистого сердца же, ваше высокоблагородие, не лести ради, он ведь на меня так по-доброму смотрел, этот мундир весь оглядывая, вот же не зря я его два дня чистил, подшивал и к этому награждению готовил! – оправдывался Алексей.